Однажды все мы на нашей маленькой моторке поехали на остров, где никогда раньше не были, и старушка-сестра и её мужественный возлюбленный решили отправиться с нами. Мы выбрали именно этот остров, потому что видели на нём коз. Они бродили по камням, и мы решили, что было бы здорово их навестить. Но когда мы причалили, оказалось, что козы совершенно дикие и к ним не подобраться. Так что мы бросили попытки подружиться с ними и просто расселись на гладких камнях в купальных костюмах, радуясь теплу и солнышку.
Мужественный возлюбленный набивал трубку. Я следил, как он аккуратно утрамбовывает в чашу трубки табак из жёлтого клеёнчатого кисета. Он как раз закончил это делать и уже собрался раскуривать трубку, как вдруг моя старушка-сестрица позвала его купаться. Так что он отложил трубку и прыгнул в воду.
Я смотрел на трубку, которая осталась лежать на камне. В двух шагах от неё я увидел кучку засохших козьих орешков, один в один маленьких и кругленьких, будто коричневые ягодки, и тут мне в голову пришла любопытная идея. Я взял трубку и выбил из неё весь табак. Потом взял козьи орешки и стал разминать в пальцах, пока они не превратились в мелкую труху. Потом я очень осторожно ссыпал этот измельчённый помёт в чашу трубки, утрамбовав большим пальцем, как это всегда делал мужественный возлюбленный. Закончив, я присыпал всё это сверху слоем настоящего табака. Вся семья наблюдала за тем, как я это делал. Никто не произнёс ни слова, но в воздухе витало одобрение. Я положил трубку обратно на камень, и мы уселись ждать возвращения жертвы. В этом деле все мы были заодно, даже мама. Все были повязаны круговой порукой. Позволив им наблюдать за мной, я тем самым сделал их моими соучастниками. Это был семейный заговор, безмолвный и весьма коварный.
Вернулся мужественный возлюбленный – весь в каплях морской воды, грудь колесом, сильный, бравый, загорелый и пышущий здоровьем.
– Отлично поплавали! – возвестил он человечеству. – Водичка – чудо! Всё просто потрясающе!
Он энергично растёрся полотенцем, отчего бицепсы его заходили ходуном, уселся на камень и потянулся за трубкой.
Девять пар глаз пристально смотрели на него. Никто даже не фыркнул. Ни одного предательского смешка. Мы дрожали от предвкушения, и этот трепет был вызван не в последнюю очередь тем, что никто из нас не знал, что именно сейчас произойдёт.
Мужественный возлюбленный зажал трубку в крепких белых зубах и чиркнул спичкой. Он поднёс пламя к трубке и глубоко вдохнул. Табак вспыхнул и разгорелся, и лицо мужественного возлюбленного скрылось за облаками голубого дыма.
– А-а-ах, – сказал он, выпуская дым через ноздри, – что может быть прекрасней славной трубочки после бодрящего купания?
Мы ждали. Напряжение становилось невыносимым. Сестра, которой было семь, не выдержала первой.
– Какой у тебя сорт табака? – невиннейше осведомилась она.
– «Нейви кат», – ответил мужественный возлюбленный. – Самый лучший, лучше не бывает. Эти норвежцы курят мерзкие ароматизированные сорта, я бы к таким и не притронулся.
– Не знала, что у табака бывает разный вкус, – продолжала сестрёнка.
– Конечно бывает! – сказал мужественный возлюбленный. – Для проницательного ценителя нет двух одинаковых сортов. Вот «Нейви кат» – чистейший и аутентичный. Это табак для настоящих мужчин. – Он, казалось, нарочно выбирает слова подлиннее и потуманнее, вроде «проницательный» или «аутентичный». Мы понятия не имели, что они означают.
Тут из моря выбралась старушка-сестра, закуталась в большое махровое полотенце, села рядом со своим мужественным возлюбленным, прижалась к нему, и они начали бросать друг на дружку такие дурацкие взгляды и обмениваться такими слащавыми улыбочками, что нам всем показалось, что нас сейчас стошнит. Но эти двое были слишком заняты друг другом и не замечали повисшего напряжения. Они не замечали даже, что все взгляды устремлены на них. Они, как обычно, погрузились в свой любовный мирок, в котором не существовало младших братьев и сестёр.
Море было спокойное, солнце сияло, день стоял прекрасный.
И вдруг мужественный возлюбленный издал пронзительный крик, и его подкинуло в воздух фута на четыре. Трубка выпала у него изо рта и со стуком покатилась по камням, а второй крик, который он издал, был таким душераздирающим, что все чайки на острове от испуга взвились в небо. Черты его исказились в ужасной муке, словно под пыткой, и лицо сделалось белее снега. Он начал шипеть, хрипеть, плеваться и вести себя как человек, внезапно сражённый тяжким недугом. При этом он не мог выговорить ни единого слова.
Мы заворожённо за ним следили.
Старушка-сестра, которая, должно быть, решила, что вот-вот навек лишится будущего супруга, колотила его кулаками по спине и вопила:
– Милый! Милый! Что с тобой? Где болит? Быстрее лодку сюда! Заводите мотор! Его надо в больницу! – Она, похоже, забыла, что в радиусе пятидесяти миль никакой больницы не было и в помине.
– Меня отравили! – прохрипел наконец мужественный возлюбленный. – Яд проник в лёгкие! В груди жжёт, пылает! Сердце, желудок, всё в огне!
– Да помогите же мне посадить его в лодку! Скорее! – закричала старушка-сестра, подхватывая суженого под мышки. – Чего уставились! Помогайте!
– Нет, нет! – простонал уже не столь мужественный возлюбленный. – Оставьте меня! Мне нужен свежий воздух! Воздуху мне, воздуху!
Он лёг навзничь, хватая ртом прекрасный норвежский океанский воздух, и через минуту-другую уже снова смог сесть и явно пошёл на поправку.
– Что это с тобой было? – спросила старушка-сестрица, нежно сжимая его ладони в своих.
– Не представляю, – пролепетал он. – Просто не представляю. – Лицо его было белым, как свежевыпавший снег, руки дрожали. – Но должна же быть причина, – добавил он. – Должна быть причина!
– Я знаю причину! – выкрикнула семилетняя сестра, заливаясь смехом. – Я знаю, я!
– Ну? – набросилась на неё старушка-сестра. – Что вы тут устроили? Говори сейчас же!
– Это всё его трубка! – выговорила маленькая сестра, трясясь от хохота.
– Что моя трубка? Что с ней? – спросил мужественный избранник.
– Ты курил козий табак! – воскликнула маленькая сестра.
Смысл этих слов дошёл до романтических влюблённых не сразу – на это потребовалось несколько секунд. Но когда дошёл, когда лицо мужественного возлюбленного исказилось от страшного гнева и он начал угрожающе приподниматься с места, мы все бросились в разные стороны и с высоких утёсов попрыгали в воду.
Рептон и «Шелл»
1929–1936
(13–20 лет)
