Ее неусыпная бдительность, сначала нудноватая, потом надоедливая, а потом просто невыносимая, обрушилась прежде всего на Мило. Она не отставала от него ни на шаг, не давая ни минуты передышки, следила за каждым жестом, охраняя его от всего и от всех, в постоянном страхе, что с ним что-нибудь случится.
Если Давид и испытывал те же чувства, то выражал их совершенно по-другому. Более замкнуто и более агрессивно. Защитные инстинкты, которые выработались еще в детстве, снова начали доминировать над его реакциями, и к этому прибавлялись еще смутные воспоминания о той эпохе, когда каждый день был как сражение. И сверх того, его мучили сомнения относительно смерти Эрнеста. И то, что события развернулись в нескольких шагах от его дома, ему очень не нравилось. Представить себе можно было что угодно. Прежде всего самое плохое. Прошлое имеет досадную тенденцию становиться настоящим.
Его понемногу снова начинали мучить былые демоны.
На первой линии в этом тумане и мраке находился Мило, настоящая промокашка для мучительных эмоций, пожиравших родителей. Сначала мальчик изо всех сил сопротивлялся опеке матери. Ее постоянный прессинг сделал его упрямым и строптивым. Он стал настоящим «мальчиком “нет”», без конца дерзил и жаловался. Что же до Давида, то он внушал Мило тоскливый страх. Если Летиция, оставаясь с ним один на один, просто не могла вывернуться из этой ситуации, то, когда возвращался отец, мальчуган переставал упрямиться и мягчал, но без радости и чувства солидарности.
В общем, они снова пришли на прием к Жюстине Филиппо.
– Если я правильно понимаю, то в первый раз вы ко мне пришли, потому что решили, что ваш сын недостаточно ярко выражал свою скорбь. А сегодня, наоборот, потому что он слишком остро реагирует на ваше беспокойство.
Давид и Летиция смущенно переглянулись.
– Мне хотелось бы этот сеанс провести наедине с Мило, – прибавила детский психиатр. – Вы можете подождать его в комнате ожидания.
Оба послушно встали и вышли из кабинета.
– У меня такое ощущение, что я плохая ученица и меня выставили за дверь класса, потому что я не выучила урок, – вздохнула Летиция, усаживаясь на стул в маленьком зале ожидания.
– Вот-вот, – пробурчал Давид.
И прибавил, заметив удивленный взгляд жены:
– Если бы мы хорошо выучили урок, мы бы тут не сидели.
Из этой реплики Летиция заключила, что сеанс психотерапевта ее муж воспринял как личное поражение. На миг ей захотелось оспорить такую точку зрения и смягчить эту горечь поражения с примесью бессилия… Но она промолчала. Что толку?
Следующий час прошел в угрюмом молчании. Наконец, дверь открылась, и Жюстин Филиппо кивком попросила их войти. Мило сидел на стуле, который в прошлый раз занимала его мать, и, облокотясь на стол, что-то старательно рисовал. Поставив стулья так, что занятый оказался посередине, доктор попросила родителей сесть по бокам от сына.
– Можете обрисовать мне точные обстоятельства, при которых умер Эрнест?
Уж если Жюстин Филиппо формулировала просьбу в форме вопроса, это означало, что ответ должен был строжайше соответствовать истине. Давид и Летиция снова переглянулись, на этот раз озабоченно, что явно не ускользнуло от внимания детского психиатра.
Давид подробно рассказал, что произошло в день рождения Мило: как Эрнест пришел к внесению и съедению праздничного торта, как в половине пятого ушел домой, как через два с половиной часа его нашли на улице мертвым.
– От чего он умер?
– От сердечного приступа, – сразу ответила Летиция.
– Вы чувствуете за собой вину в смерти вашего друга?
– Абсолютно нет! – вскричали оба в один голос.
Тогда детский психиатр повернулась к мальчику:
– Ну как, Мило, ты получил ответ на свои вопросы?
Пока отец излагал все события того дня, мальчуган продолжал рисовать, потом оторвал глаза от бумаги. Бросив короткий взгляд на Жюстин Филиппо, он еле заметно кивнул.
– Ты хочешь еще о чем-нибудь спросить родителей?
Мило немного подумал и спросил:
– А что такое сердечный приступ?
Догадавшись, что сеанс психоанализа подошел к главному, к тому, что они с Давидом пытались скрыть от сына, Летиция ответила:
– Случается, что, когда человек уже стал старым или когда у него слабое здоровье, его сердце вдруг останавливается. Перестает биться. Это и называется сердечным приступом.
Она подождала реакции или следующего вопроса, но, поскольку мальчик молчал, снова заговорила:
– Мило… тебе кажется, что мы с папой недостаточно понятно объяснили тебе, что произошло с Эрнестом?
Не поднимая глаз, словно избегая встречаться взглядом с матерью, он пожал плечами.
– Мило, посмотри на меня, – нежно настаивала она.
Вместо ответа он снова посмотрел на свой рисунок и решительно провел четыре жирных черты в виде косых крестов. Потом протянул листок психотерапевту. Она взяла листок, внимательно в него вгляделась и, не говоря ни слова, положила перед родителями.
На листке были нарисованы пять персонажей, расположенных в ряд. Первым стоял мальчик, судя по очкам в голубой оправе, Максим. Вторым – Эрнест с бородкой и всклокоченными волосами. В самой середине рисунка стоял Давид, а рядом с ним – Летиция. И наконец, еще один мальчик, маленький, совсем придавленный к краю листка. Мило. Он словно извинялся за то, что ему досталось так мало места.
Фигуры Максима и Эрнеста были перечеркнуты жирными косыми крестами.
Глава 39
В тот же самый вечер, когда они вернулись после сеанса у детского психиатра, произошел первый несчастный случай, который касался Мило. Летиция была наверху и раздевала сына, чтобы искупать, когда в дверь позвонили. Давид открыл и обнаружил за дверью Тифэн. В одной руке она держала горшок с растением, усыпанным красивыми пурпурными цветами, похожими на колокольчики, а в другой подарочный пакет.
– Я кое-что принесла! – объявила она, поздоровавшись с другом. – Во-первых, подарок ко дню рождения Мило. Мне правда очень жаль, что мы не смогли прийти… Это было выше наших сил.
– Я понимаю… – согласился Давид, принимая подарок.
– А вот это – для Летиции, – продолжала Тифэн, протягивая Давиду горшок. – Наперстянка, очень стойкий и живучий цветок. Она может высадить его в саду или оставить в горшке, как захочет… У нас на работе стали избавляться от лишних растений, а у меня в саду уже совсем нет места. Он красивый и цветет все лето.
– Спасибо…
– И вот что, у меня к вам невежливое предложение: я приготовила просто кучу кускуса, вдесятеро больше, чем обычно. Как вы посмотрите на то, чтобы съесть его вместе с нами?
Изумленный Давид инстинктивно обернулся, ища глазами Летицию, но та была наверху.
