Когда они выходили из магазина, она заметила со смехом:
– Такого большого мишку тоже зовут Тилапу, как маленького кролика… Забавно, правда?
– А его зовут не Тилапу! – сразу возразил Мило.
– В самом деле? А как же его тогда зовут?
– Максим! – радостно ответил мальчуган, прижав к себе новую игрушку.
Глава 26
Остаток дня они провели дома, стараясь расслабиться и успокоиться. Утренние эмоции были слишком сильны, и оба, и Давид, и Летиция, испытывали одновременно чувство освобождения и от ужаса, и от ссоры. Мило добрых полчаса играл с новой игрушкой у себя в комнате, потом мама рассказывала ему сказки и рисовала вместе с ним. Оба избегали говорить о Максиме и о похоронах. Потом они втроем съели по тарелке наскоро приготовленных макарон, которым Мило от души воздал должное. Он был единственным, кто не потерял аппетит. Сразу после обеда Давид и Мило принялись смотреть мультики, а Летиция устроилась на террасе. Погода стояла отличная. На небе не было ни облачка, ярко светило солнце, но его лучи не обжигали, потому что дул легкий бриз.
Минут через двадцать она задремала, но вскоре ее вывел из сонного состояния звук стульев, которые расставляли на соседней террасе, и звон бокалов. Семья Женьо вернулась с похорон и теперь собрала родню и близких друзей на поминальный обед.
Летиция вдруг почувствовала себя неловко, не на месте, словно очутилась здесь нелегально, тайком. Сквозь изгородь до нее долетали разговоры, слышались движения людей, она становилась невольным свидетелем поминок, на которые ее не позвали. «Я у себя дома!» – прошептала она, чтобы убедить себя, что не делает ничего плохого. И все-таки ей казалось, что не годится сидеть так близко, и, повинуясь инстинкту, она тихонько встала с места и на цыпочках вернулась в дом.
Словно не хотела выдать свое присутствие.
Последние события выбили ее из колеи. Впервые с тех пор, как она поселилась в этом доме, соседи мешали ей, причем до такой степени, что ей уже не хотелось выходить в сад. Сердце у нее сжалось, когда она поняла, что помимо страданий, что принесли с собой последние события и ссора со старыми (старыми?) друзьями, садовые владения дело не упростят. Хуже того, у нее возникло впечатление, что и ее личной жизни нанесли удар. Если уж она сама оказалась в положении наблюдателя и прекрасно видит и слышит, что происходит рядом, то и противоположная сторона наверняка испытывает то же самое. Долетавшие из соседнего сада голоса ее раздражали, и ей казалось, что она выставлена на обозрение и на прослушку людям, которые вовсе не желают ей добра.
Все это только усиливало и без того немалый стресс.
Ну как они теперь будут жить бок о бок друг с другом? Встречаться на улице, участвовать, пусть невольно, в жизни соседей, видеть, как они работают в саду? Их слишком многое связывало, чтобы они могли абстрагироваться от всего, что пережили вместе: от верной дружбы, от общих радостей… А теперь вспышка гнева Тифэн, а может, и Сильвэна тоже ничего хорошего не предвещала… Был момент, когда Летиции хотелось, чтобы соседи съехали на другую квартиру. В конце концов, все было ясно: смогут ли они и дальше жить в доме, где умер их ребенок? Хватит ли у них сил каждый день ходить мимо его комнаты, где разыгралась страшная трагедия, которую им придется пережить?
– Ты разве не отдыхаешь? – удивился Давид, тоже, как обычно, задремавший перед телевизором.
– Хочу принять душ, – ответила Летиция, не горя желанием посвящать мужа в истинную причину ее возвращения в дом.
После этого она поднялась наверх.
* * *
Ближе к вечеру произошло неожиданное событие. Мило был в ванной, Давид готовил ужин, а Летиция наводила наверху порядок, когда вдруг раздался звонок.
– Откроешь? – крикнул Давид, который не мог отойти от плиты.
Летиция спустилась в прихожую и открыла дверь. За дверью стояли Тифэн и Сильвэн. Она с трудом сдержала крик и сразу заняла оборонительную позицию, отступив назад и обернувшись, словно прикидывала, какое расстояние придется в случае чего пробежать до кухни, где находился Давид.
– Все в порядке, Летиция, мы пришли не затем, чтобы тебя в чем-то упрекать, – сразу заявил Сильвэн, миролюбиво подняв руки.
Летиция со все большим удивлением рассматривала его.
– Можно зайти на несколько минут? – снова заговорил он почти умоляющим голосом.
И словно для того, чтобы убедить их в отсутствии дурных намерений, Тифэн открыла сумку и достала из нее предмет, который Летиция сразу узнала.
– Мы пришли вернуть его Мило, – пробормотала она, протягивая ей Тилапу.
Ошеломленная Летиция машинально взяла игрушку у нее из рук. Несколько секунд они неподвижно стояли одна напротив другой, потом Летиция вышла из ступора и посторонилась, давая Тифэн пройти.
Когда Давид увидел их всех в гостиной, реакция его была точно такая же, как у жены. Он застыл на месте, выронил из рук деревянную ложку, полную соуса бешамель, и вытаращил глаза от изумления.
– Какого черта вы здесь делаете? – бросил он резким тоном, какого от себя и сам не ожидал.
– Все в порядке, – с нежностью успокоила его Летиция. – Они пришли, чтобы отдать Мило Тилапу.
– И извиниться, – прибавил Сильвэн.
Летиция посмотрела на него с еще большим удивлением, чем несколько минут назад, когда открыла дверь. Сильвэн повернулся к жене: по всей видимости, пришел ее черед что-то сказать.
В комнате повисло тяжелое, давящее молчание. Тифэн, казалось, не могла справиться с захлестнувшей ее болью и стояла неподвижно, не реагируя ни на какие слова.
– Тифэн? – тихонько сказал Сильвэн, взяв ее за руку.
Она вздрогнула, словно очнувшись от страшного сна. Потом с удивлением взглянула на Давида и Летицию.
– Ты в порядке, милая? – снова с беспокойством заговорил Сильвэн.
– Садитесь, – предложил Давид, чтобы разрядить обстановку.
– Хотите чего-нибудь выпить? – поспешно присоединилась Летиция.
Она уже направилась на кухню, но Тифэн окликнула ее. Летиция обернулась, и обе женщины оказались лицом к лицу. Потом, словно силы вмиг оставили ее, Тифэн рухнула в объятия Летиции и разрыдалась.
– Прости, – с отчаянием пробормотала она, не переставая всхлипывать. – Я была к тебе ужасающе несправедлива. Но если бы ты только знала, как мне было плохо…
– Я знаю, – просто ответила Летиция и обняла подругу.
Глава 27
Они долго разговаривали и много плакали. Летиции казалось, что за всю свою жизнь она столько не плакала, даже когда погибли ее родители. Целых пять дней они и словом друг с другом не обмолвились, разве что могли сказать какую-нибудь гадость. И теперь было бы странно отказаться от дружеского общения, ну, хотя бы от доброжелательного. Но Давид и Летиция оставались настороже, все еще очень удивленные такой неожиданной переменой.
