– С шести месяцев наша жизнь – просто тоска зеленая!
– Я вовсе не святая, а беременная, это разные вещи, – возразила Летиция и в наказание за нездоровые намеки хлопнула мужа по бедру.
– Не считая того, что она мне все уши прожужжала со своими принципами воспитания… Бедный парень! Могу сказать, что тебе будет не очень-то весело.
– Вы что, уже обсуждаете, как будете его воспитывать? – удивился Сильвэн.
– А как же! – очень серьезно заявила Летиция. – Не надо дожидаться, когда проблемы начнутся, чтобы обсудить, как с ними справляться.
– А о чем вы говорите?
– Да о целой куче вещей: что надо быть командой и не возражать друг другу при ребенке; никаких конфет до трех лет, никакой кока-колы до шести и никаких гаджетов до десяти…
Сильвэн удивленно присвистнул.
– Я думаю, надо ему как можно скорее дать понять, что, если жизнь покажется слишком трудной, он всегда сможет прийти к нам!
Давид посмотрел на часы.
– Надо было, наверное, дождаться твоей прекрасной половины, прежде чем чокаться, – сказал он Сильвэну. – А то она может на нас обидеться.
– Нисколько. Она же терпеть не может шампанское, а потом, она не хотела, чтобы мы ее ждали… В последние дни… очень устает.
– И правда… Почему именно шампанское? – спросила Летиция. – Бутылочка вина была бы очень кстати.
Вопрос явно застал Сильвэна врасплох. В поисках веской причины он принялся блеять «ну да», «потому что», «видишь ли…».
– Нет, я все-таки не понимаю, – заметила Летиция, откровенно забавляясь смущением друга.
Это смущение не давало ей покоя, засев, как соринка в глазу: ведь бутылка шампанского, в общем-то, не нуждается в поводе ее распить… Ну, конечно! Ее предлагают, когда хотят сообщить какую-нибудь хорошую новость!
Летиция с подозрением оглядела Сильвэна, почувствовала, что здесь что-то кроется, и подождала подсекать рыбку. И вдруг все поняла.
– Она тоже беременна! – вскрикнула она, вскочив с кресла.
– Чего? – пролепетал Сильвэн, еще больше смущаясь.
– Вы собираетесь родить ребенка? – с сияющей улыбкой крикнул Давид.
– Нет! – забеспокоился Сильвэн. – В общем… На самом деле…
Звонок в дверь спас его от неловкости. Летиция вскочила на ноги и, живот вперед, двинулась в прихожую.
– Мои поздравления! – успела она крикнуть, исчезая за дверью.
– Не говорите ей ничего! – умоляюще прошептал Сильвэн. – Она взяла с меня слово, что я ничего вам не скажу и с этой новостью мы подождем.
Потом испуганно взглянул на Давида:
– Она меня убьет!
Давид рассмеялся, встал с места и обнял друга:
– Добро пожаловать в наш клуб! Какой срок?
– Три месяца.
* * *
Когда Летиция открыла входную дверь, она была так счастлива, что просто сияла.
– Милая моя! – воскликнула она, рассмеявшись. – Наши дети будут расти вместе, это так здорово!
Потом, не дав подруге времени отреагировать, она бросилась ей на шею.
Глава 2
Потом, при воспоминании об этом вечере, первое, что приходило в голову Давиду, было ощущение прекрасного мгновения, невероятное счастье, сквозившее в каждом взгляде, в каждом жесте, в каждом произнесенном слове. Планы на будущее, обещания, смех, ощущение уверенности, что семья выбрала для себя самое лучшее, а у него, бездомного сироты, теперь есть свой порт приписки. Брошенный ребенок, он таскался по приемным семьям, и ему было трудно карабкаться по изрытой и немощеной дороге жизни, где таким хрупким было равновесие между добром и злом. Сто раз он совсем пропадал и сто раз выбирался, а потом попал в руки правосудия, и пришлось все начинать с нуля.
Вернуться к самому началу, к истоку.
Его истоком стала она, Летиция. И ребенок, которого она носила. Их малыш. Сын, которому он даст все, чего сам был лишен, и будет держать за руку, указывая добрый путь. Он говорил «добрый путь», потому что, по его мнению, «правильного пути» не существовало. Это было ложное понятие, мираж, которым завлекают детей, чтобы они стали в строй. Никого не обгонять. Не высовываться. Идти прямо вперед, опустив голову и не глядя по сторонам.
Ну уж нет!
В жизни вообще нет ничего прямого. Она похожа на огромную пересеченную местность, усеянную препятствиями и тропами, которые то и дело поворачивают назад, а еще лабиринтами с ловушками, где прямая дорога просто невозможна.
Какой путь между двумя точками самый короткий?
Тот, который знаешь.
Но, что бы ты ни делал, какие бы вехи ни ставил, в конце пути тебя ожидает все то же.
Так думал Давид, пока не встретил Летицию.
Он поступал, как поступают все: выбрал единственный путь, который ему представился, мост, висящий над пропастью, без указателей, без перил. И без оградительных барьеров, которые могли бы его бережно поддерживать на крутизне, пока он не станет взрослым.
И он сорвался.
Поначалу на какой-то маленькой провинности. В тринадцать лет каннабис, в пятнадцать – кокаин. В юность он стартовал, зашибая деньгу на скверном пути в скверной компании. А потом закрутилась адская спираль. Мелкие кражи сменились более серьезными преступлениями: налетами, кражами со взломом, насилием.
Два года он провел в исправительном доме.
А едва оттуда вышел, предпринял первую попытку подняться и снова пойти вперед. Давид хватался за что только мог, да и схватиться было особенно не за что: так, обрывки веревки, которая очень быстро кончилась, да скользкие доски. Территория опасная, на ней ничего не стоит пойти не туда и снова сорваться. На этот раз он сел на четыре года за вооруженное ограбление.
Выходя после второй отсидки, он дал себе слово больше в тюрьму не попадать. Выкарабкавшись во второй раз, он принялся двигаться шаг за шагом. Поначалу ползком. Побывал посудомойщиком в китайском ресторане, чтобы оплачивать клетушку для прислуги за 300 евро в месяц, без горячей воды и отопления, с туалетом на лестничной площадке и тараканами на стенах. И на тебе самом. Устроился водителем автобуса и поменял жилье на такую же клетушку, но уже просторнее, с горячей водой и отоплением, все так же без туалета, но зато и без тараканов. Постепенно встал на ноги, проверяя равновесие на каждом этапе, шаг за шагом, не торопясь. Так прошло несколько лет.
К двадцати семи годам он работал уборщиком в больнице и арендовал квартиру-студию с ванной комнатой.
Тогда и пересеклись их с Летицией дороги. И случилось это не в его квартире и не в его ванной комнате, а в больнице.
Его путь к точке пересечения начался, скорее всего, на ровном, залитым гудроном шоссе национального значения, которое вилось среди буколических
[1] пейзажей с зелеными лужайками, с фруктовыми деревьями, холмами и полями, насколько хватало глаз. Горизонт был чист. Настолько чист, что какой-то грузовик снес на шоссе оба предохранительных ограждения.
