* * *
– Может быть, он успокоится, – сказала Джейн, глядя, как он осторожно ступает по тротуару, заботясь о ноге.
– А может, и нет, – сказал Питер, обнимая ее, словно чтобы защитить от каких-либо других неприятных вещей. – Я теперь чувствую себя неважно… никак не думал…
– Пожалуйста, пожалуйста, не переживайте, – сказала Нина. – Это исключительно моя вина. – Она заглядывала им в лица, улыбаясь печальной улыбкой. – Я думаю, я немного влюбилась в эту кондитерскую и во всех вас… все, казалось, идет правильно. Только казалось. Себастьян прав. Это его дом. Нужно было сначала спросить у него.
– Но я не пойму, чего ж он так взъерепенился. – Мэдди произнесла эти слова в негодующей спешке и сердито отбросила волосы с лица. – Ты должна была сказать ему, что люди встают в очередь за твоими пирожными.
– Это ничего не изменило бы. – Теперь, когда адреналин словесной схватки стал слабеть, Нина чувствовала пустоту внутри. – Он был прав. Я действовала у него за спиной. – А еще она разрушила дружбу Себастьяна и Ника, вот что хуже всего. Она не могла заставить себя сказать об этом своим новым друзьям, потому что ей было стыдно. Себастьян знал ее брата лучше, чем сама она. Он точно знал, как будет реагировать Ник.
– Но…
– Мэдди! – Нине это стало невыносимо. – Я знаю, ты из лучших побуждений и ты на моей стороне, но я была неправа. И с этим ничего не сделаешь, – сказала она со спокойной откровенностью.
* * *
Нина в последний раз оглядела кухню. Она помнила первый день занятий, когда все знакомились. Билл размахивал своими большими руками. Мэдди пришла в сабо от «Крокс». Маргерит продемонстрировала бо́льшую компетенцию и сноровку, чем кто-либо из них. Питер и Джейн нежно поддразнивали друг друга. Кто бы мог тогда сказать, что они станут такими хорошими друзьями. Она в последний раз поднялась по лестнице, вспомнила, как Себастьян оступился на предпоследней ступени и они почти поцеловались. Слезы просились наружу, и она, моргнув, развернулась на верхней ступеньке, в последний раз оглядела комнату. Все убрано, ничто не оставлено в ожидании следующего дня. Кухня показалась ей пустой и голой, как в первый день ее прихода сюда. Весь смех, все цвета и тепло были стерты.
Нина горько улыбнулась и направилась в зал кондитерской. Марсель ждал ее у вешалки, в руках он держал куртку и свою фетровую шляпу. Все остальные ждали у дверей, Питер держал в руках несколько коробок с остатками сегодняшней продукции. Зал был пуст и погружен в темноту, свет выключен. Все носило какой-то символический характер. Непреходящий гул холодильной установки смолк навсегда. Ее отключили в последнюю очередь.
– Спасибо, Марсель. За все. Надеюсь… все как-то образуется.
Он поднял плечи, безнадежно пожал плечами и, надев шляпу, медленно пошел к двери. Нина двинулась следом, но отклонилась влево, чтобы прикоснуться пальцами к подводной сцене на стене, замерла перед русалкой.
– Прощай, Мелоди
[76], – прошептала она, бросив прощальный взгляд на люстру, она неясно видела сверкающие зайчики подвесок, потому что слезы просились ей на глаза. Она шмыгнула носом и быстро подошла к двери, у которой ждал Марсель.
Все выстроились перед ним. Нина последней вышла на тротуар. Начался дождь, и воздух наполнился влажным запахом раннего вечера, к которому примешивались запах пыльного дня и еще не убранного мусора.
Они молча смотрели, как Марсель достал увесистую связку ключей и один за другим запер замки наверху, посредине и внизу. Он развернулся, посмотрел на всех, лицо его было бесстрастно, тело напряжено и распрямлено во весь рост. Питер протянул ему одну из коробок со сладостями.
– Bon soir
[77], – сказал он, засовывая ключи в карман. Потом он взял коробку и надвинул шляпу себе на лоб. Никто не успел ничего сказать, а он уже повернулся налево и пошел прочь быстрым, резвым, решительным шагом, ни разу не оглянувшись. Они молча смотрели, как он уходит по улице. Одинокая фигура на широком, орошаемом дождем бульваре.
Глава тридцать четвертая
С чего это вдруг она решила, что одна, без помощи, сможет справиться и со своим чемоданом, сумочкой и большой сумкой доберется до вокзала на метро? После пересадки на станции «Репаблик» она уже начинала сильно нервничать и поглядывала на часы. Времени у нее оставалось в обрез. Зарегистрироваться нужно было как минимум за полчаса до отправления, а когда она вошла на вокзал «Гар дю Нор», часы показывали уже без двадцати три.
Вокзал показался ей совсем не таким, каким он был в день ее приезда. Целая минута ушла у Нины на то, чтобы сориентироваться и понять, что она находится в другой части вокзала, после чего следовать по указателям «Евростара».
Она вспотела и нервничала, наконец добралась до эскалаторов и успокоилась: еще немного – и она на месте. Полностью расслабиться она сможет в вагоне, тогда и подумает, что ей делать дальше. Прошедшая ночь была ужасной. Она почти не спала: всю ночь чистила, убирала, делала все, что было в ее силах, чтобы уничтожить малейший след ее пребывания в квартире Себастьяна, видя при этом напоминания о нем на каждом шагу.
Ей было трудно, но она поборола искушение и не стала разбирать рамку, чтобы вытащить оттуда ее фотографию с медалью победительницы в соревнованиях по бегу. Он хранил эту фотографию много лет; Нина, увидев это фото здесь, исполнилась надежды. Она потеряла счет времени, не знала, сколько простояла там, рассматривая все его фотографии. Вглядываясь в эти темные глаза, уставившиеся на нее. Ее сердце, казалось, может разорваться в любую секунду, что было нелепицей, потому что сердца не разрываются. Но ранить их очень даже можно.
Она вздохнула, проглотила слезы, встала на эскалатор, запрокинула голову и принялась разглядывать стеклянный потолок, потом сдалась и вытащила свою фотографию из бокового кармана сумочки. Этим утром она сломалась. Извлекла фотографию из рамочки и сунула в сумочку. И все же ее сердце было израненным.
Она словно прикоснулась к солнцу, и больше ничто не будет таким, как прежде. Ничто больше не превзойдет ту эйфорию, тот трепет, который она почувствовала, услышав его слова: «Я столько времени хотел поцеловать тебя еще раз» и «Я не хочу, чтобы ты уезжала».
И внезапно она точно поняла смысл слов Джейн.
Он был последним фрагментом ее пазла.
Как только Нина достигла вершины эскалатора и увидела перед собой три дорожки к пропускному пункту, она сделала резкий разворот и двинулась вниз по лестнице. Что ей сказал Себастьян? Что ей никогда ни за что не приходилось бороться? Никогда не нужно было делать что-то, сжав зубы? Хорошо. На сей раз она поборется.
Она заставит его увидеть, что совершила ошибку. Тонну ошибок. И она извинится за каждую, до последней. Она не вернется домой, не дав главного боя в своей жизни, даже если для этого придется дать ему кулаком по носу.
