Улыбка исчезла с лица Нины, когда эксперты подошли к ней.
– Может быть, вы скажете нам, почему вы решили открыть кондитерскую?
В голосе женщины звучала обвинительная нотка, отчего Нине на ум пришел полицейский, который требует от нее отчета в ее действиях.
Ее руки на коленях свело от напряжения. Она замерла на несколько мгновений.
Потом проглотила ком в горле. Все слова, которые она хотела произнести, исчезли. Испарились.
– Понимаете… это получилось… гмм…
Она почувствовала, как липкий блеск заволакивает ей мозги, как ее язык категорически отказывается сотрудничать.
– Может быть, я помогу, – сказал Марсель, возникший словно ниоткуда. Он кивнул с вежливой формальностью. – Я здесь работаю много лет и был рад видеть, с какой страстью и энтузиазмом Нина взялась за возвращение прежней славы «Кондитерской Си». Может быть, вы пожелаете увидеть, как выглядела кондитерская, прежде чем Нина решилась на реновации.
Она трясущимися рукам подвинула им альбом и откинулась на спинку стула, а Марсель с благородным достоинством принялся комментировать им фотографию за фотографией.
Когда они дошли до конца, Нина пришла в себя и была способна говорить нормально. Женщина сказала, что они хотели бы попробовать их продукцию.
– А что бы вы хотели попробовать?
– Все, – сказал молодой человек по-английски с корявым акцентом, а потом, после уничижительного взгляда на него коллеги, закрыл рот и замолчал.
Женщина сделала выбор за них обоих, и Нина с удовольствием отметила, что они выбрали «Шоколя карамель супрем», которая продолжала оставаться ее фаворитом.
Все шло очень хорошо, и женщина делала стенографические записи у себя в блокноте, попробовала с вилочки клубничный и кремовый эклеры, молодой человек один раз даже застонал, попробовав «Шоколя карамель супрем», но тут Нина подняла голову и увидела в дверях Себастьяна.
Вид у него был свирепый, и первые несколько секунд она даже не была уверена, заметил ли он перемены. Она попыталась осторожно улыбнуться ему, но сделать это было затруднительно по причине его прищуренного взгляда в ее сторону. Она проглотила ком в горле.
Женщина положила вилку. Нина посмотрела на Себастьяна, который начал хромать в ее направлении. Гипса у него на ноге уже не было. Черт побери, значит, в больнице его сразу приняли. Она откровенно верила, что доберется до больницы, прежде чем его выпустят.
– Что ж, мадемуазель Хадли, – сказала женщина-эксперт когда Нина начала вставать.
Она мельком посмотрела на нее, потом на Себастьяна и замерла, полустоя-полусидя, не в состоянии двинуться ни в одну, ни в другую сторону. Неожиданная тишина за столиком у окна усиливала неожиданное чувство напряжения по мере того, как на лицах Мэдди, Билла, Джейн, Питера и Маргерит по очереди появлялось испуганное выражение.
Теперь оба члена комиссии встали, а женщина протянула руку Нине.
Когда Нина протянула свою, Себастьян был уже у столика.
– Спасибо вам за гостеприимство. Сегодня мы будем думать. Спасибо, что приняли участие в конкурсе «Лучшая новая кондитерская»
Ей не нужно было смотреть на него, чтобы знать, что Себастьян окаменел.
– Победители по категориям будут объявлены сегодня вечером. Идем, Пьер. Оревуар.
– Оревуар, – сказала Нина, обретя голос и подавляя в себе отчаянное желание схватить эту женщину и умолить ее остаться.
Глава тридцать третья
Себастьян не сказал ни слова, а это было гораздо, гораздо хуже, чем если бы он что-то сказал. Он стоял с каким-то ужасно безразличным выражением на лице. Если бы он сердился или расстраивался, она могла бы перейти к обороне, но он казался ей в первую очередь каким-то потерянным, проигравшим. В его позе была какая-то неуверенность, словно он ждал удара, и это принесло Нине такую боль, какую она и представить себе не могла.
– Извини, – сказала она. – Я собиралась прийти, но…
Он не стал услужливо заполнять за нее молчание.
– Понимаешь, тут…
Терпеливое выражение на его лице в ожидании объяснения еще больше усилило чувство стыда, накатившее на нее. Она подвела его… если бы только она могла объяснить, что сделала все это из лучших побуждений.
– Мы… я… кондитерская участвовала в конкурсе. – Нина набрала в грудь воздуха. Никакого оправдательного объяснения не существовало. – Мы ждали экспертов сегодня утром, вот только они опоздали, и… изначально времени у меня было с запасом, чтобы до больницы добраться, но… я уже собиралась уходить, а тут появились они и…
Он нахмурился, обратив внимание на стенную роспись, его взгляд остановился на русалке.
– А это здесь откуда?
– Понимаешь…
Себастьян неторопливо развернулся на месте, оценивая все перемены.
У Нины перехватило горло.
– Понимаешь… роспись. Стены. Русалка. Они всегда тут были. Все здесь так всегда и было. Просто спрятано за панелями.
– А люстра?
Он вскинул брови, ему каким-то образом удалось передать все свое недовольство одним изящным движением. Или, постой-ка, может быть, она вообще неправильно истолковала его поведение? Не заинтригован ли он? Себастьян, казалось, разглядывает люстру с тем же самым зачарованным любопытством, с каким смотрели на нее Питер и Билл, когда у них родилась мысль повесить ее.
– Она лежала наверху, в кладовке.
– А фарфор? – Он наклонился, взял одну из изящных чашек. – Судя по виду, дорогой. И старинный.
– Это все хранилось наверху, – сказала Нина, а потом примирительно добавила: – Так что это не стоило ни цента.
– Нина. – Она удивилась, но ее пояснение насчет денег уязвило его. – Я как раз восхищался оригинальностью всего, что вижу. Все это выглядит… прекрасно. И идеально. Это… что сказать – идеальная кондитерская. Вы сотворили… чудо. – Себастьян огляделся, потом улыбнулся ей. Сердце Нины стало исполняться надежды. Неужели он гордится ею?
– И я смотрю, ты нашла нового поставщика для кондитерской. Это тоже немалое улучшение.
– Это все местное производство, – отважилась сказать она, пока он направлялся к стеклянному прилавку, чтобы осмотреть ассортимент. За прилавком стоял Марсель, настороженный и по-прежнему исполненный достоинства.
– Марсель, позвольте попробовать одно из этих? И что бы порекомендовали вы?
– Все, мсье. Но лично я считаю, что лучшее – вот это, фирменное пирожное Нины.
Нина сжала губы в ожидании. Марсель передал Себастьяну вилку и тарелку с ее вариантом пирожного миллионера.
– Фирменное пирожное Нины? – Себастьян посмотрел в ее сторону. – Так это ты сделала? Его улыбка стала шире. – Конечно, ты. – Он покачал головой, словно говоря себе: «Ну, ты и идиот. Должен был догадаться». Полуулыбка, игравшая на его губах, целую минуту повергала ее в смятение, но наконец он взял вилочку и нанизал на нее точно выверенный кусочек, внимательно оглядел его еще раз, прежде чем сунуть в рот. Несколько мучительных мгновений, которые не шли ни в какое сравнение с тем, что выделывал Пол Голливуд в «Великом конкурсе пекарей»
[75], Нина ждала, сцепив руки.
