Она чувствовала, что румянец все сильнее заливает ее лицо, а щеки начинают болеть от вымученной улыбки. Все это как-то само вырвалось наружу, и она ничего не могла с собой поделать. Нина видела сочувственную озабоченность на его лице, а этого ей хотелось меньше всего, и потому она в панике выпалила:.
– Ты мне даже не нравишься больше. Я даже не считаю, что ты привлекателен или что-то в этом роде…
Ее голос смолк. Выражение его лица изменилось.
– Очень важная информация для меня, – пренебрежительно сказал он. – Мне не каждый день говорят такие вещи.
– Извини, вырвалось не теми словами, но ты меня понимаешь – ты не в моем вкусе. Наверняка есть женщины, которые считают тебя красивым, ммм… привлекательным… но я не из их числа. Не то что ты не привлекателен, просто… – Ну почему бы ей просто не заткнуться? – Я просто хотела, чтобы не возникало никаких недомолвок. Так что теперь между нами нет никакой неловкости.
– Так. Ну, просто блестящая речь. – Он не казался удивленным, а ведь должен был. – И для протокола – я ни разу не засмеялся.
Он взял телефон и принялся проверять почту.
«И все?» – подумала она. Она решилась на такие откровения в связи с самым неловким моментом в ее жизни, а он читает свою электронную почту?
– Черт. Извини меня. Нужно сделать пару звонков. Кажется, поставщики плитки привезли не то, что требовалось.
Нина уставилась на девственно-чистую скатерть, радуясь тому, что он занят разговором о строительном растворе и квадратных метрах. Боль пульсировала у нее в груди так, что ей казалось, будто туда залезли ложечкой для мороженого и выскребли все внутренности. Безответная любовь подлая штука. А теперь, узнав, что тот момент, который неизгладимо запечатлелся в ее памяти, для него не значит ровным счетом ничего, она чувствовала себя еще хуже, чем прежде. Теперь она была точно уверена, что ее глупая любовь не имела для него значения. Отсутствие какого-либо интереса проявилось в безразличии, написанном на его лице, в том, что он даже никак не прореагировал на ее слова, в том, как он сразу же вернулся к своим рутинным делам. О чем она думала, когда разоткровенничалась тут? Нина влюблена в этого гада еще сильнее, чем прежде. А вся эта ее бравада не имела никакого смысла. Нина никогда еще не чувствовала себя такой уязвленной.
Глава двадцать четвертая
– О господи, выглядят они ужасно. – Мэдди ткнула пальцем в липкую крошащуюся массу, имевшую отвратительный красновато-коричневатый цвет. – Истинный, истинный ужас. – Нина видела, как Мэдди кусает губы, стараясь сдержать смех.
– Спасибо, – сказала Нина дрожащим голосом, сдерживаясь, чтобы не сказать, что у Мэдди далеко не блестящий вид, не говоря уже о толстенном синем мазке краски на ее лице и яркой желтой точке на кончике носа. Правда, поскольку та реставрировала изображение русалки, такая реакция была бы не вполне справедливой.
Но увидеть что-то смешное в том или ином событии было довольно затруднительно, если ты израсходовала на него почти дюжину яиц и тонну сахара, а получила пять охлаждающихся противней с сахарными лепешками. Они ничуть не были похожи на идеально ровные круглые макароны Себастьяна. Нина надула губы, когда Мэдди толкнула ее локтем. В глазах девушки читалось недоумение, но наконец она вымолвила:
– Ну хорошо, выглядят они ужасно. – Она улыбнулась. – Не понимаю, почему там даже нет и капли розового оттенка, ведь я положила туда столько пищевого красителя – не всякий кран поднимет.
– У них цвет блевотины, – сказала Мэдди, подмигнув Нине и пытаясь отодрать один макарон, навечно склеившийся с бумагой для выпечки. Макароны были такие липкие, что она потратила целую минуту, чтобы отлепить бумагу от пальцев, прежде чем положить сладкую массу в рот. – А на вкус ничего.
– Если их удастся отодрать от бумаги.
– Да, что есть, то есть. Они определенно обладают свойством суперлипкости. – Она принялась решительно жевать, отковыривая пальцами массу, прилипшую к задним зубам.
– Не понимаю, что я сделала не так. Может, не стоило троекратно увеличивать количество. Но если готовить маленькими партиями, это же нужно работать круглосуточно. – Нина вздохнула. – У Себастьяна все так легко получалось. Как и на уроке по сахарной вате.
– Этот урок был полный ужас. Я еще вчера вытаскивала из волос сахарные волокна. Не думаю, что мне когда-нибудь удастся освоить эти кулинарные премудрости, – сказала Мэдди, а потом, улыбнувшись во весь рот, добавила: – Но я получаю тут такое громадное удовольствие.
– К сожалению, не могу сказать то же самое про себя, – мрачно сказала Нина. – Что мне делать? Марсель сегодня на меня рассчитывает.
– Лучше уж продолжай делать эклеры, – сказала всегда практичная Мэдди. – С ними ты творишь чудеса.
– Я же не могу вечно делать одни эклеры.
– Марсель не станет возражать. Разве что для вида. Он рад уже тому, что у него есть что-то на продажу. Думаю, для него продавать эти покупные пирожные хуже смерти. Он едва может смотреть в глаза водителю, который их привозит.
– Ну, ему придется принять это как данность. К тому же долго это не продлится, – сказала Нина, тут же пожалев, что не придержала язык. Бедняге ведь вскоре придется искать другую работу. – И приготовление эклеров не очень расширяет мой репертуар.
– Да, но клиенты их покупают. В особенности любят начинку из шоколада и орехов.
– Вкусные были, правда?
– Вкусные, просто божественные. – Мэдди причмокнула.
– Кстати, а что ты скажешь о пирожных с кофейной и ореховой добавками? Что-то вроде кофейного и орехового печенья у нас дома.
– Гений! Блестящая идея. Видишь, ты можешь еще целую вечность готовить эклеры.
Нина закатила глаза.
– Нет, серьезно, это британский вариант традиционного французского рецепта. Англо-французский альянс. Можешь это использовать как маркетинговый ход
– Англо-французский альянс, – рассмеялась Нина. – Я думаю, французы пришли бы в ужас от такой идеи, и потом мне не нужны маркетинговые ходы. Я просто набиваю руку, пока у меня есть такая возможность, а Марсель бесстыдно пользуется моментом. Не могу поверить, что он отменил сегодняшнюю доставку.
Она посмотрела на Мэдди, и внезапно ужас загорелся в ее взгляде – почти все витрины были пустые.
– Мне нужно срочно изобрести что-нибудь новенькое.
Нина принялась собирать ингредиенты, чтобы сделать начинку для эклерных основ, которые она уже приготовила. Она свела этот процесс к тонкому искусству, приготовила большую порцию заварного теста и напекла достаточно, чтобы хватило на два дня, наполнения основ она пока не делала. Но занималась она этим от случая к случаю, чтобы угодить Марселю, а не как серьезный поставщик, каким она должна была стать теперь, когда он отменил заказ. И как ей, черт побери, заполнить образовавшийся пробел? Дома она бы приготовила на скорую руку ячменных лепешек, немного песочного печенья и бисквитный торт «Виктория» – все это она могла делать с завязанными глазами. Консерватор Марсель упал бы в обморок, если бы она попыталась всучить ему что-то подобное.
