– Да, я думаю, что смогла бы. Похоже, это краска на масляной основе. Единственная проблема в том, как подобрать краску и пигменты. Было бы полезно узнать, когда делалась эта роспись.
– Ты считаешь, что она действительно старинная? Может, она имеет ценность? Мы ее почистили… – Нина поднесла руки к щекам. – Может, нельзя было.
Посмотрев на миску с водой, Мэдди потрепала Нину по руке.
– Не переживай. Немного мыла и воды не принесут вреда, и мне очень жаль, подруга, но она не особо старая. Не спрятанное сокровище. Определенно послевоенная. У меня было обоснованное предположение, но…
Она снова наклонилась, чтобы получше разглядеть русалку.
– Марсель! – позвала Нина в надежде, что он знает. – Вы знаете, когда расписывали стены?
Она увидела, как он бормочет что-то себе под нос, и подумала, что он может в любой момент начать считать на пальцах. Марсель подошел к ним, все еще с сосредоточенно наморщенным лбом.
– Я думаю, где-то после пятидесятых. Тогда эта кондитерская и открылась. Я помню, мать мне говорила, что раньше тут была… un cordonnier… ремонт обуви.
Мэдди хлопнула своей ладонью по ладони Нины.
– Я тебе говорила, что немного соображаю, и это здорово, потому что краски и пигменты здесь относительно новые, такие я смогу подобрать. – Она достала телефон и начала делать снимки. – Мне нужно получить представление о том, какие мне понадобятся цвета.
После получаса фотографирования, записей в блокнот и протяжных бормотаний себе под нос Мэдди села наконец выпить кофе, принесенное Марселем.
– Жаль с этими розовыми защитными трубками так получилось, – сказала Мэдди. – И с краской в этих местах. Интересно, как это выглядело прежде. Если мы хотим восстановить все, как прежде, то было бы хорошо делать это надлежащим образом.
– Я тебе покажу. – Нина подошла к первому зеркалу в золоченой раме и поманила к себе Мэдди. – Там-тара-рам!
Не прошло и часа, как Мэдди вернулась с огромным количеством красок, кистей, фарфоровых палитр и всякой всячины, взять деньги у Нины за которые она категорически отказалась.
– Я попросила у студента на моем этаже, он дал мне кое-что, так что и покупать много не пришлось. Это будет такое развлечение, каких у меня еще не было, так что это я еще тебе должна приплатить, – сказала она, оборудуя себе рабочее место на полу. – За исключением одного действительно выцветшего места, тут понадобятся только мелкие штришки.
Нина подозревала, что речь идет о чем-то гораздо большем, а Мэдди просто скромничает. Она принесла целую гору тюбиков с краской.
Оставив Мэдди с ее красками и мыслями, Нина удалилась на кухню. Когда она спускалась в это большое, погруженное в тишину помещение, на ее губах играла улыбка. Она никогда прежде не видела Мэдди такой неразговорчивой и сосредоточенной.
* * *
– А что твой очаровательный Себастьян? – спросила Мэдди с лукавым выражением на лице, когда они сели за столик в кондитерской с бокалами красного вина.
Они обе вымотались за день – отказались от похода в музей, прервались только на ланч, потому что Марсель настоял, заставив их съесть сэндвичи, которые сам и приготовил. Нина чувствовала себя немного подавленной к вечеру. Ее сегодняшние попытки расширить ассортимент продукции не увенчались особым успехом. Она пыталась сделать «монахиню» вроде тех, что видела в «Ладюре», у нее получилась хорошая глазурь, она неплохо подобрала вкусовые добавки, но… ее навыков не хватало, чтобы наладить производство. Каждое пирожное в отдельности выглядело неплохо, но однородности размеров заварных булочек она не могла добиться. Откровенно говоря, заварные основы походили на снеговиков и ничуть не напоминали пропорции головы и тела «монахини». Предполагалось, что изящная белая глазурь между двумя заварными частями пирожного должна напоминать старомодный воротник, какие носили монахини в старину.
– Странно, – ответила Нина, все еще погруженная в свои мысли о неудавшихся пирожных.
– Ты это о чем?
Нина сосредоточилась, видя интерес Мэдди.
– Он мне позвонил, а потом завел разговор абсолютно ни о чем. Потом попросил меня принести ему книгу, а я могу поклясться, его эта книга ни капельки не интересует.
– Может, он просто хочет тебя увидеть. – Мэдди улыбалась, подначивая подругу.
– Я так не думаю. – Нина с категорическим выражением закачала головой. – Ему просто стало скучно, а все его парижские знакомые, вероятно, работают. А он считает, что если уж я работаю на него, то брошу все и примчусь к нему.
– Да, но он сидит в этом номере отеля, как в тюрьме. Может, он обалдел уже от неподвижности.
Оказаться запертым в помещении, даже если это помещение номер в отеле, было для Себастьяна адской мукой – он обычно все время находился в движении. Даже ведя курс по кулинарии, когда вроде бы должен был сидеть, он не мог оставаться на месте дольше десяти минут.
– Боже мой, какая же я глупая. Конечно, это все и объясняет. Я его ничуточки не интересую. Он в отчаянии и знает, что я ему обязана, так что буду вынуждена приехать к нему.
Мэдди рассмеялась.
– Неужели ты не испытываешь к нему ни капельки сочувствия?
– Нет, – ответила Нина. – По-настоящему – нет. Ну, разве что чуточку. О’кей, испытываю.
– Знаешь, стоит тебе заговорить о нем, ты сразу напрягаешься, а плечи у тебя сутулятся. – Мэдди посмотрела ей прямо в глаза. – Он мне кажется таким красавцем. Немного эксцентричный. Но вполне душка. Так что между вами за история?
– Ты что имеешь в виду?
Мгновенная защитная реакция Нины вызвала снисходительное выражение на лице Мэдди.
– Я так и думала.
– Между нами ничего нет. Никогда не было. Никогда не будет.
– Похоже, ты все это хорошо обдумала.
– Он лучший друг моего брата. Присутствовал в моей жизни, сколько я себя помню. Мы не подходим друг другу. Точка. И перестань.
Нина при виде лукавой улыбки на губах Мэдди легонько стукнула кулаком по ее руке, лежащей на столе.
– Так что случилось-то?
– Мэдди! – Нина надула губы. – Господи боже, ты просто как собака с костью.
– Да. Я самый что ни на есть упертый терьер. Значит, что-то вместе было между тобой и сексуальным Себастьяном.
– Да бога ради. Он… Ну хорошо, в нем что-то есть.
– Даже Маргерит говорит, что он обжигает.
– Правда? Она так сказала? – Нина скептически выгнула бровь, не в силах сдержать улыбки.
Мэдди разразилась смехом.
– Нет, она выразилась иначе, она сказала, что он очень красив и будь она на сорок лет моложе, то вспомнила бы все свои женские хитрости. А Джейн сказала, правда, так, чтобы Питер не слышал, что в нем есть нечто je ne sais quoi
[58].
