– Давай-давай, – сказала Мэдди. – Они такие аппетитные.
– Ну, я не очень уверена, – сказала Нина. – Но все же надеюсь, что на вкус они приемлемые.
– Excusez-moi. – Сделав несколько быстрых шагов, Марсель вышел из-за прилавка с неотразимо важным видом, напоминающим Мануэля из отеля «Башни Фолти»
[43]. – Un moment, si’l vous plaît. – Не говоря больше ни слова, он выхватил тарелку из ее руки и исчез за дверью в коридоре, ведущем в кухню.
Три женщины недоуменно переглянулись.
– Уж не обидела ли я его как-то? Я знаю, моим пирожным далеко до тех, что готовит Себастьян, – сказала она.
– Да, но выглядят они в миллион раз лучше, чем получились у кого-либо из нас в тот день. И, как говорят, чтобы судить о пудинге, нужно его попробовать.
– Чего мы никогда не сможем сделать, если он не принесет пирожные назад. А что он с ними делает?
У нее за спиной вдруг раздался выкрик.
Она нахмурилась и повернулась к тому месту, где теперь появился неожиданно шумный Марсель.
– Voilà! – Со звоном фарфора и ложек Марсель, словно волшебник, предстал перед ними с наскоро собранным подносом.
– Позвольте мне, – сказал он, гордо поднося поднос к столу. – Нина улыбнулась при виде фарфоровых блюдец и серебряных вилок, которые она принесла из кладовки. Теперь они лежали на подносе с аккуратно сложенными камчатными салфетками. Изящными движениями он разложил тарелки и вилки на точно выверенных местах перед Маргерит и Мэдди, потом положил еще два комплекта на свободные места. Пододвинув стул, он пригласил Нину сесть.
– Прошу меня извинить. – Он сделал короткий поклон, потом поспешил к входным дверям, запер их на задвижки сверху и снизу, а затем, задрав нос, продефилировал назад к столу и сел. – Все должно делаться надлежащим образом. Это первые за более чем десять лет пирожные, которые были изготовлены и съедены здесь. Такое событие должно быть отмечено. Может быть, оно никогда более не повторится.
– Как жалко, что кондитерскую хотят закрыть, – сказала Мэдди. – Мне здесь нравится. Нет, я говорю, ничего особенного, но… как-то здесь по-домашнему. Ему обязательно ее закрывать?
Нина вдруг почувствовала потребность защитить Себастьяна.
– Я не думаю, что кондитерская приносит хоть какой-то доход.
Маргерит вскинула изящную бровь, но ничего не сказала. Нина проглотила слюну, чувствуя в Маргерит человека, молчание которого гораздо красноречивее слов и давит с такой силой, что добровольно соглашаешься совершить какой-то благородный поступок или пожертвовать деньги на благотворительность.
Спустя несколько секунд, в течение которых Нина уверилась, что Маргерит проводит в жизнь свой сценарий, раздалось шуршание – пожилая дама наконец взяла салфетку.
– Что ж, выглядит это просто замечательно, – сказала она. Марсель тут же вскочил на ноги.
– Позвольте мне, мадам. – Он взял у нее салфетку, встряхнул, потом положил ей на колени с серьезностью матадора, размахивающего накидкой перед быком. – Нина, вы, как шеф-кондитер, не хотите ли выступить в качестве хозяйки? – Он протянул ей две вилки.
Она разложила по тарелкам эклеры и налила кофе из стеклянного кофейника с малюсеньким сколом.
– Bon appétit, – сказал он и взял свою вилку. Остальные последовали его примеру.
После позвякивания серебра о фарфор наступило несколько секунд тишины.
– Ммммм.
– Отлично.
– Très bien. – Марсель кивнул и закрыл глаза.
– Ах, Нина, это просто божественно! – воскликнула Мэдди.
– Очень хорошо, моя дорогая, – сказала Маргерит. – Отличное соотношение горечи и сладости. Кофейный крем превосходен, и глазурь не слишком сладка. Тесто замечательное и легкое.
Нина кивнула.
– Неплохо вышло. В следующий раз постараюсь сделать их покрасивее.
– На мой взгляд, и так хорошо, – сказала Мэдди с такой же преданностью, как Маргерит, и Марсель улыбнулся ее словам.
– Я думаю, в таком виде их будет не продать, – сказала Нина.
– Ну, внешний вид – это вопрос опыта, только и всего, – сказала Маргерит. – Но самое главное – это вкус.
* * *
Две чашки кофе перешли в три, но тут их потревожил стук в дверь, это случилось как раз в тот момент, когда Мэдди рассказывала о прослушанной ею очаровательной лекции по истории гильотины и ее применении в Париже.
Марсель в очередной раз тяжело вздохнул.
– Видимо, придется их впустить.
С плохо скрываемым недовольством он подошел к выходу, отпер защелки и распахнул дверь, после чего, не сказав ни слова, вернулся на свое обычное место за прилавком.
– Как ты думаешь, тут открыто? – прозвучал неуверенный голос с американским акцентом.
– Милый, ты же видел – этот человек открыл дверь, да?
– Да, но вид у него при этом был несчастный.
– Вы на него не обращайте внимания, – сказала Маргерит, величественно взмахнув рукой. – Он всегда такой.
В кондитерскую вошла американская пара средних лет в практичных прогулочных брюках и кроссовках. В руках у обоих были карты, словно они не доверяли друг другу – боялись пропустить что-то важное. Теперь они сложили карты, кивнули и с некоторой сдержанностью улыбнулись Маргерит – не были уверены, шутит она или нет, потом сели за столик в другом конце зала.
Почти сразу же появилась еще одна пара немногим помоложе и заняла другой столик.
– Чтоб мне провалиться, я никогда не видела здесь столько народа, – сказала Нина. – Впрочем, дождь еще идет. Может, они хотели укрыться.
– У этого заведения была неплохая репутация в свое время. Я нередко встречаю туристов, которых направляли сюда друзья или родственники, побывавшие здесь десять лет назад. – Глаза Маргерит потемнели. – Жаль видеть их разочарование. Эта кондитерская была таким замечательным местом. – Она протянула руку, пронизанную синими венами, постучала пальцами по фарфоровой подставке. – Я не видела этих штук в деле много лет. Помню, как приходила сюда, когда мой сын был маленьким мальчиком. Мой муж давал ему несколько франков, чтобы тот мог пригласить меня сюда на кофе и пирожные. Это всегда было событием, и мы много времени тратили на выбор. – Она показала на длинный стеклянный прилавок, пустой, если не считать средней секции, в которой размещался весь небогатый ассортимент пирожных, фруктовых корзиночек и круассанов, не вызывающих никакого гастрономического желания. – А тогда весь прилавок был заполнен тортами «Париж – Брест», пирожными макарон, слоеными пирожными, ромовыми бабами и многим другим. Все было так красочно и красиво. Больше всего Матье нравилась люстра. Тут вот на этом месте висела такая огромная. – Она посмотрела на гипсовую розетку в центре зала. – Он думал, что в ней сплошные бриллианты. Такой был счастливый маленький мальчик. – Ее губы задрожали, и Нина почувствовала желание накрыть ее руку своей. – А теперь он живет в Англии.
