– Да не совсем. – Мэдди вздохнула и еще энергичнее стала мести пол.
– Ух ты, – сказала Нина, немного удивленная.
– У меня есть, но… я опоздала с заявкой, так что обитаю в квартире-студии. – Швабра громко тренькала, задевая металлические ножки одного из столов. – Как выясняется, я не создана для одиночества.
Она подняла глаза и посмотрела на Нину несчастным взглядом.
– Вот послушай. Я должна быть благодарна. Все остальные в здании живут по шесть человек в квартире. Ты, наверно, думаешь, что мне, после того как я всю жизнь прожила в одной комнате с сестрой и постоянно натыкалась на хлам, который повсюду разбрасывали братья, должны понравиться такие перемены. – Она скривилась. – Кто бы мог подумать, что мне будет не хватать этого… поставить чай на плиту, зная, что кто-то да присоединится к тебе на чашечку, что повсюду следы присутствия живых людей – пальто на вешалке в коридоре, ботинки Брендана, о которые ты непременно споткнешься, мамины сумки для покупок, косметика Терезы, оставленная там и тут. Когда в доме никого нет, я знаю, что в любую минуту кто-то из них может войти в дверь. Мне этого не хватает.
Она скорчила гримасу и забавно изобразила сопливое рыдание.
– А теперь я закрываю дверь студии и знаю – все, я больше никого не увижу, пока не выйду отсюда завтра. Мне от этого становится погано. Тебе, наверно, знакомо это ощущение беспокойства, ожидание вечера без всяких событий. – Она уперлась подбородком в ручку швабры, быстро заморгала. – Глупо, правда? Сегодня был мой лучший день с момента приезда в Париж.
– Ах, Мэдди. – Нина уронила кухонное полотенце и подошла к Мэдди, обняла ее.
– Дьявольски глупо, правда? – пробормотала Мэдди где-то над ее головой.
Нина покрепче прижала Мэдди к себе, потом подняла голову – Мэдди была выше ее на добрых несколько дюймов.
– И ничего не глупо. Одиночество ужасная штука. За это нечего извиняться.
– Да, но ты-то сюда сама по себе приехала. И ничего – справляешься.
– Ха! Это ты так думаешь. – Нина знала, что может признаться Мэдди, и та не будет смеяться над ней. – Я слишком много смотрела «Нетфликс».
– «Нетфликса» много не бывает, – строго сказала Мэдди.
– Бывает, если ты посмотришь не отрываясь три сезона «Однажды в сказке»
[27].
– Опа… а там разве не двадцать два миллиарда эпизодов в каждом сезоне.
– Немногим меньше.
– Детка, тебе нужно выйти на воздух.
Мэдди подпрыгнула и уселась на стол, который менее часа назад был усыпан мукой.
Нина закрыла щеки руками и изобразила скорбное лицо.
– Нужно, да, правда? Я могу сослаться на плохую погоду?
– Нет, хотя погода и правда дерьмовая. Париж весной ужасен. Но я тебя не виню. Ты скучаешь по семье?
– Ха! Ты, наверно, шутишь. – Нина закатила глаза. – Они меня ни на день не оставляют в покое. Если я не отзваниваюсь каждый час, они грозят отправить запрос в Интерпол. Это какой-то кошмар.
Мэдди гнусаво рассмеялась, раскачивая ногами.
– Ах уж эти семьи, да? Без них не можешь жить и с ними тоже не можешь.
– Без моей я смогла бы прожить, можешь мне поверить, – мрачно сказала Нина. – Они во все должны вмешиваться. Я думала, вот уеду в Париж – появится у меня хоть какое-то личное пространство.
– А моя компания – они, наверно, каждое утро по сто раз «дай-пять» делают от радости, что меня нет рядом, что я не нужу о несделанных уроках, о том, что они маме не помогают и раскидывают свои ботинки где попало, а все на них потом наступают.
– Я знаю, что ботинки – серьезная проблема, – подначивающим голосом ответила Нина на преувеличенное негодование Мэдди.
Мэдди закатила глаза.
– Я тебе клянусь: Брендан отъявленная копия Имельды Маркос
[28]. Этот мальчишка явно находится в постоянном контакте со своей женской ипостасью. У него пар кроссовок столько, что «ДжейДи Спортс»
[29] может позавидовать.
– О господи, – с чувством сказала Нина, подумав о пропотевших спортивных шмотках братьев. – Надеюсь, они не воняют, как кроссовки моих братцев-близнецов. Когда заходишь к ним в комнату, хоть противогаз надевай.
Они одновременно улыбнулись.
– Спасибо, Нина, ты меня подбодрила.
– Я тебе вот что скажу. Почему бы нам не встречаться раз в неделю, когда у тебя нет лекций. Я Парижа почти не видела.
– А как же твой «Однажды» – как ты оторвешься от него?
– Думаю, переживу.
– О’кей, но тогда давай на следующей неделе. Мне нужно сдать эссе, а у меня еще конь не валялся. А куда ты хочешь пойти? Посмотреть на «Мону Лизу» в Лувре? Ну, это просто крыша едет. Посмотреть на поезда на вокзале Гар-дю-Нор? Поглазеть на импрессионистов в музее Орсе? Колоссально. Серьезные парфюмерные покупки в «Галери Лафайетт»? Кстати, там жуткая крыша. Нотр-Дам? Прелестно. Дом инвалидов? Интересно. Или просто посидеть в баре попить красное вино.
Рвение Мэдди заставило Нину рассмеяться еще раз.
– Это ты мне скажи. Столько всего. Я была немного… ну, как сказать… в общем, у меня голова кружилась – куда пойти в первую очередь. В искусстве и всяких таких делах я плохо разбираюсь, но я хочу все увидеть.
– Это, я тебе скажу, задача не из легких, но давай посмотрим, какая будет погода. Оставь мне свой номер телефона, я пришлю тебе эсэмэску.
Глава тринадцатая
Телефон Нины зазвонил в то время, когда она пыталась расплатиться с продавцом за яблоки. Она жонглировала покупкой и сумочкой, но, предположив, что звонит Себастьян, быстро ответила на звонок. Нина не общалась с ним с первого занятия на курсах несколько дней назад и теперь ждала его звонка в любую минуту перед следующим занятием на этой неделе.
– Привет.
– Привет, Нина. Это Алекс.
– Ой, привет. – Она выпрямилась, удивленная и польщенная одновременно. – Как поживаете?
Его чувство юмора понравилось ей сразу же, как они познакомились, к тому же он был хорошим антидотом от Себастьяна, который казался ужасно серьезным в последние дни.
– Я в порядке. Я… – Последовала пауза, и очень кстати, потому что в этот момент рыночный торговец, продававший ей яблоки, громко заорал, увидев проходящую мимо знакомую пару. – Где вы? Там у вас шумновато.
