– Болеутоляющие феи наверняка дадут тебе скидку во времени, – сказала Нина.
Рот Себастьяна чуть перекосился, словно он собирался улыбнуться.
– Болеутоляющие феи?
– Не слышал про них? – Она шаловливо подмигнула Себастьяну, когда подавала ему кофе. – Не знаю, ты теперь с сахаром пьешь или нет. Одну ложку я положила. И да, есть ангелы-хранители людей с тяжелыми переломами ног.
– Еще и ангелы-хранители? Кто бы мог подумать. А кто тебе сказал, что перелом тяжелый? – Он сделал глоток кофе. – И да, я так и не изжил в себе привычку к сахару. Если день выдается особенно плохим, я кладу две.
– Алекс сказал, тебе делали операцию. – Она проигнорировала замечание о сахаре, пожалев, что вообще об этом сказала. Это вызвало у нее воспоминание о том, как она в отчаянной попытке привлечь его внимание спешила подать ему и Нику кофе, когда они усаживались где-нибудь в доме. Господи, да ее в те времена насквозь было видно, ей и сейчас неловко это вспоминать.
– Он тебе все выложил, да? Да кто мог знать, что этакий невинный с виду чемодан может принести столько бед. Мне поставили пластину и еще прикрутили ее винтами.
Нина поморщилась. Обычно она не была так чувствительна, имея четырех братьев-регбистов, она повидала всякого – вывихнутые большие пальцы, синяки, разорванные губы и сломанные ребра, но ничего такого, что требовало бы внутренних металлических работ. Ей это казалось категорически противоестественным и очень мучительным. Еще хуже была мысль о больнице, в которой ты лежишь сам по себе без всякой семейной поддержки.
– И сколько ты пролежал в больнице?
– Пять дней. Меня не хотели выпускать, но я сказал, что меня примет Алекс.
– Примет Алекс? Довольно двусмысленно звучит, да?
[25]
– Ненавижу больницы. Я там с ума сходил.
– Хотя для тебя полежать в больнице было бы лучше.
Лицо Себастьяна потемнело.
– Знаешь, сколько моя мать пролежала в больницах. Навещать ее было… ну, ты знаешь. Не лучшее дело. У меня… У меня настоящее… – Он замолчал, словно и без того выболтал слишком много.
– Я тебя не виню, – поспешила сказать Нина, похлопав его по руке. Постоянные болезни его матери и бизнес-интересы отца означали, что Себастьян с четырнадцати лет практически жил в доме Нины, пока не поступил в университет. Больница и постоянная угроза смерти близкого человека не могли быть хорошими спутниками для мальчишки-тинейджера.
– Как твоя мать?
– Вряд ли ей когда-нибудь будет лучше. Она постоянно и везде с кислородным баллоном, но не жалуется.
– А твой отец?
Он пожал плечами, сделал большой глоток кофе и снова закрыл глаза.
– То, что доктор прописал. Спасибо, Нина.
Себастьян кивнул ей с печальной искренней улыбкой, которая попала прямо в точку. Как стрела, прилетевшая точно в десятку, его улыбка… принесла ей радость. Он словно был самим собой, не заботясь о том, чтобы приободрять ее или пытаться держать на расстоянии. Впервые за тысячу лет она чувствовала себя ровней ему, коллегой по работе, другом. Никаких задних мыслей или скрытых нюансов, о которых следовало бы беспокоиться.
– Нет проблем. – Она повернулась. – Пойду помою посуду.
– Спасибо. Извини. Я плохо все это продумал. Нужно было позаботиться о большей помощи. Забыл о всякой мойке и этой стороне дела. Так зациклился на подготовке, что забыл о делах житейских.
– Да ну, я справлюсь. К тому же, – она посмотрела на него, оглянувшись через плечо, – мы всегда можем привлечь Марселя.
Себастьян фыркнул.
– Ты думаешь?
– Нет, – сказала она, стараясь сохранить невозмутимое выражение.
Они оба расхохотались.
Тяжело вздохнув, Себастьян отрицательно покачал головой.
– Не знаю, что с ним делать. Чем он может быть полезен, когда откроется бистро? Для официанта он слишком хорош.
– А может назначить его метрдотелем?
– Марселя? Не думаю, что прославленный менеджер кондитерской справится с такой ролью.
Нина нахмурилась.
– Ты ведь знаешь, что он работал в «Савойе»?
– Что – Марсель?
– Да. Был там метрдотелем.
– Шутишь. – Теперь настала очередь Себастьяна хмуриться. – Почему я этого не знал?
Нина не стала закатывать глаза, вместо этого она пожала плечами.
– И что же он тогда здесь сделает?
– Понятия не имею, но он определенно умеет найти подход к клиенту.
Себастьян сомкнул губы, на его лице заглавными буквами было написано слово «СКЕПТИЦИЗМ».
– Я серьезно. Ты понаблюдай за ним в зале, он с ними как наседка. Посмотри, как он нянчится с Маргерит.
Себастьян погрузился в размышления, а Нина занялась мойкой. Работа была легкая, и в ее руках мелькали грязные блюда, сбивалки и сковородки, когда слушатели начали возвращаться в кухню.
Глава двенадцатая
Нина услышала слабый стон Себастьяна, когда он садился на табурет. Вторая часть дня была гораздо насыщеннее – Себастьян приступил к приготовлению крема, слушателям это обучение давалось с переменным успехом. Только Маргерит удалось нанести кремовое покрытие почти идеально ровно. У Билла получилось неплохо, у Джейн получилось несколько комков, а Мэдди и Питер соревновались в том, у кого получится больше похожим на яичницу.
– Не переживайте, – сказал Себастьян, когда день подошел к концу, – главное в кондитерском деле, – это время и химия. Сегодня только начало. Как говорят, кондитерская не один день строилась.
Губы Нины растянулись в ухмылке при виде Мэдди, Питера и Билла, застонавших в унисон, и Маргерит, обменявшейся иронической улыбкой с Джейн, когда та тихонько цокнула языком. Себастьян был очень снисходителен по отношению ко всем, но к концу дня подустал. Слишком много времени провел на ногах.
– Почему бы тебе прямо сейчас не заказать такси? – осторожно спросила Нина, чувствуя, что он уже созрел для болеутоляющего.
– Потому что еще много чего надо сделать, – сказал Себастьян, оглядывая неприбранную кухню. Его губы плотно сжались.
– Да ну, только помыть все это. А я смогу прийти завтра в любое время и все тут тщательно убрать. – Она смерила его оценивающим взглядом. – И я подумала, если ты не возражаешь, то я могла бы еще потренироваться делать заварное тесто и выдавливать его из мешка.
Он пожал плечами.
– Если хочешь – пожалуйста, сколько угодно.
Себастьян всем своим видом показывал, что его это ничуть не волнует, и поднялся, чтобы вычистить одну из мисок для замеса, но поморщился, попытавшись обойтись одним костылем.
