Книга Суррогатная мать, страница 6. Автор книги Сьюзен Спиндлер

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Суррогатная мать»

Cтраница 6

Адам вспомнил, как покупал эти три картины в первый день выставки дипломных работ, за которую она получила золотую медаль. К концу вечера все портфолио Лорен было распродано. Принимая поздравления от галеристов и посетителей, она чувствовала себя как рыба в воде, от удивления и удовольствия на ее щеках полыхал румянец. Они с Рут гордились дочерью и уже представляли себе выставки, заказы и следующее за ними признание, как вдруг два года спустя Лорен объявила, что выходит замуж за Дэна, инженера, старше ее на пять лет. Он обожал ее, это очевидно, однако был настолько не похож на них, что выбор дочери показался им упреком.

Они сразу же решили завести детей, и, когда этого не произошло, Лорен была раздавлена. Она забросила картины и начала преподавать два дня в неделю в школе в Хакни, а в остальное время работала из дома художником-графиком. Они жили скромно: после того как бесплатный цикл ЭКО от Национальной службы здравоохранения не увенчался успехом, все свободные деньги стали уходить на оплату лечения в частных клиниках. Казалось, будто жизнь Лорен протекает от одного приема врача до другого. С грустью и тревогой Адам и Рут наблюдали за происходившими с ней изменениями: плаксивая и капризная в период лечения, полная надежд в краткие периоды беременности, безутешная после их окончания. Для Адама было невыносимо видеть ее в том состоянии, в котором она была пять часов назад: опустошенную последней, величайшей потерей из всех.

Зайдя в туалет, Адам поставил чашку на полку, где среди кучи книг, ваз и камешков возвышалась золотая статуэтка BAFTA. Он мочился долго и с большим напором: двойное облегчение. Врач сказал, если можешь помочиться на стену с двух футов, рак простаты не грозит. Не то чтобы его беспокоил рак простаты. По крайней мере, не слишком сильно. Тем не менее в прошлом году уже пара коллег с ним столкнулись, обычно это заставляет задуматься. Однако в прошлый раз Адам попал с трех футов, что довольно неплохо для пятидесяти семи лет.

Стена позади него была увешана фотографиями дочек и рисунками времен начальной школы. На самом большом была подпись: “Моя семья. Лорен Фернивал, 3 года”. На рисунке Адам, Лорен и Алекс стояли, взявшись за руки, в фиолетовом доме. Повсюду цветы и деревья, а наверху ярко-голубое небо, желтое солнце и, если присмотреться, можно увидеть крохотный коричневый самолет.

– Ты только троих нарисовала, глупая! – заверещала Алекс, когда Лорен принесла рисунок домой. – А маму забыла!

– Неправда! – твердо заявила Лорен. – Мама в самолете.

Адам улыбнулся, вспоминая, как Рут встревожилась и сгоряча поклялась чаще появляться дома. Намного чаще. Эта фраза в их семье стала крылатой. С тех пор каждый раз, когда она говорила, что задержится допоздна в монтажной, не сможет приехать на день рождения или будет работать все выходные, дочки хором кричали: “Мама в самолете! Мама в самолете!”

Он остановился у подножия лестницы и почувствовал, как дом окутывает его, – они сделали это место таким, какое оно есть сейчас. Первые пару лет они жили как в берлоге. Так было у всех, кого они знали. Изо всех сил стараясь оплатить счета, они обставляли дом чужим старьем или тем, что удавалось найти на помойках. Каждые выходные заделывали щели, клеили обои и красили стены. Он научился штукатурить, соорудил ворота и собственноручно прибил все книжные полки. Все это он совмещал с тяжелой работой младшим адвокатом, за гроши вкалывая по ночам и путешествуя по всем судам Юго-Восточной Англии. Сколько же у них было энергии!

И ведь большую часть времени они были счастливы. Конечно, бывали непростые времена: вечный недосып после рождения Алекс, долгие поездки Рут за границу, ужасная няня, подростковый период девочек-ведьмочек, – но они всегда стремились к своим целям. Рут привела в порядок сад, теперь там можно было пить чай, прыгать на батуте, выращивать и рвать салат. Адам поставил сарай и построил домик на дереве. Летними вечерами они устраивали турниры по настольному теннису. Пока кипело рагу, пеклись оладьи – за кухонным столом Лорен и Алекс спорили из-за домашки. На Рождество все собирались у пианино: Адам играл, а все остальные пели песни.

А потом, совершенно неожиданно, все закончилось, и по-прежнему уже быть не могло: вместо хаоса и криков, вместо пульсации жизни – тишина. Раз убранные комнаты всю неделю оставались идеально чистыми. Телефонные зарядки, чайные ложки и велосипеды лежали на своих местах, а из дома почти исчез смех. Адам будто потерял часть себя: он души не чаял в дочках и обожал их на расстоянии, пусть теперь Алекс и приезжала к ним пару-тройку раз в год, а Лорен лишь время от времени.

Поначалу они с Рут стали проводить много времени вместе: ходили в кафе, на концерты, рассеянно обсуждали сокращение с работы и возможность взять отпуск на год. Затем, как раз когда Рут открыла с Беллой “Морраб филмз” и лишилась зарплаты на Би-би-си, бюджет на юридическую помощь заметно сократился, и доходы Адама резко упали. Денег было впритык, и Рут стала работать еще больше, чтобы восполнить нехватку. Адам чувствовал себя виноватым. Чтобы убить время, он нашел себе занятия по душе: вступил в несколько комитетов, чаще играл в теннис. Они занимались сексом, но лишь время от времени – он знал, что это совершенно нормально, однако Рут постоянно была уставшей, часто засыпала, читая сценарии в кровати, и в период съемок вставала ни свет ни заря. Десять дней назад, когда Лорен сообщила о беременности и что на этот раз самый опасный этап позади, Адам ощутил радость и прилив надежды. Он представлял себе, как внук или внучка оживит дом и подарит им новую цель в жизни, и теперь все начнется с чистого листа. И вдруг, сегодня вечером, пришло сообщение от Дэна – все кончено, ребенок погиб. В груди снова поселилась опустошающая боль.

Кабинет Адама – его личное пространство. В бурные годы семейной жизни, когда он явно был в меньшинстве, кабинет был единственной комнатой, которая на все сто процентов принадлежала ему: никаких женских штучек и украшений. Он любил Рут и дочерей – вне всяких сомнений, они были центром его вселенной, – но жить в гинекократии довольно изнурительно: нужно убежище, место, в котором можно уединиться, скрыться от всех и побыть самим собой. Медная настольная лампа заливала стол мягким зеленоватым светом и настраивала на рабочий лад. Когда-то она принадлежала его деду, хирургу и альпинисту, который заменил Адаму отца. На семейных праздниках в Шотландии он играл с ним в футбол и теннис, учил различать виды деревьев и птиц.

Адаму было семь, а его сестре четыре, когда отец серьезно заболел: лейкемия, угас он быстро. С тех пор, если Адам видел, как кто-то ходит по дому в пижаме, слышал запахи талька, антисептика или терпкого масла мирры, он моментально оказывался в родительской спальне: энтропия и конец детства, чувство вины. Эту тему больше никогда не поднимали – ее зарыли в землю, как тела двух золотистых ретриверов на заднем дворе. Однажды все взрослые оделись в черное и ушли на похороны, где детям было не место, а потом – в обычную одежду и продолжили жить как ни в чем не бывало. Пару недель спустя Адам нашел на заднем крыльце пять птенцов черного дрозда: бесперых, с розовой, полупрозрачной кожицей, большими слепыми глазами и тощими шеями.

Двое уже умерли, а остальные еще шевелились. Адам выложил дно обувной коробки носками и ветками, поставил ее на комод в своей спальне, положил их туда и накрыл сверху листьями, чтобы не мерзли. Он проверял птенцов каждое утро и как только возвращался из школы. Они почти не двигались, но он капал им в клювики молоко, отчаянно пытаясь сохранить им жизнь. Однажды, когда Адам пришел домой, коробки не было. Он спросил у мамы, не видела ли она ее.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация