* * *
Низшая каста должна оставаться на своем месте – месте, которое подобно плохо сидящему костюму. Его необходимо постоянно менять, заново перекраивать по швам, чтобы соответствовать требованиям высшей касты – касты поработителей, которые возмущались проявлениями трудолюбия и интеллекта в людях, которых считали своей собственностью. «Рабы, зарабатывая деньги, становятся тщеславными и высокомерными, – писал историк Кеннет Стэмпп, – и начинают считать себя «более независимыми»
[307].
Им нельзя было заявлять о своих идеях и инновациях, даже рискуя прогрессом для всего общества. Доверие к ним подточило бы, а то и разрушило концепцию рабовладения, сигнализировало бы, что они не более неполноценны, чем их владельцы, которым просто посчастливилось оказаться по другую сторону системы. Летом 1721 года на город Бостон обрушилась эпидемия оспы, одной из самых смертоносных болезней той эпохи. Пораженные недугом, люди отправлялись в карантин, красные флаги на их домах сигнализировали прохожим: «Боже, помилуй этот дом»
[308].
Коттон Мэзер был пуританским священником и ученым-мирянином в Бостоне и стал хозяином африканца по имени Онисим. Раб рассказал о процедуре, которой он подвергся на своей родине и которая защитила его от этой болезни. Люди в Западной Африке обнаружили, что могут бороться с инфекциями, втирая себе образец жидкости от инфицированного человека. Мэзера заинтриговала идея, описанная Онисимом. Он исследовал описанную процедуру и решил назвать это «вариоляцией». Она стала бы предшественником иммунизации и «Святым Граалем профилактики оспы для западных врачей и ученых»
[309], – написала специалист по медицинской этике и автор Харриет А. Вашингтон.
Во время вспышки 1721 года Мэзер пытался убедить бостонцев защитить себя этим революционным методом, но не ожидал сопротивления и ярости, «ужасного шума», который поднялся со стороны жителей его города. Эта идея показалась им странной. Они боялись, что так еще больше распространят оспу, и, кроме того, не хотели иметь ничего общего с практикой, которая пришла из Африки и была предложена африканским рабом. Врачи сразу же отклонили эту процедуру и «возмутились тем, что группа министров сказала, что панацею, которую они так долго искали, разработали африканцы», – написала Вашингтон. Ярость перешла в открытую агрессию, когда кто-то швырнул зажженную гранату в дом Мэзера. Мэзер избежал серьезных травм, но написал, что не видит разницы между принятием африканского лечения от оспы и использованием с радостью принятого колонистами противоядия от змеиного яда, предложенного коренными американцами.
Только один врач, Забдиэль Бойлстон, был готов попробовать новый метод. Он сделал прививку своему сыну и своим рабам. В конце концов эпидемия уничтожит более 14 процентов населения Бостона. Но из 240 человек, которым Бойлстон сделал прививку, умерли только шестеро – один из сорока, против одного из семи человек, которые отказались от прививки.
К 1750 году вакцинация, основанная на методе, введенном Онисимом, станет стандартной практикой в Массачусетсе, а затем и в остальной части страны. «Можно сказать наверняка, что переданные им знания спасли сотни жизней – и привели к окончательному искоренению оспы, – написала Эрин Блейкмор. – В настоящий момент это единственная полностью уничтоженная инфекционная болезнь».
Но даже глобального вклада в науку оказалось недостаточно для Онисима, чтобы получить освобождение. То немногое, что известно, – это то, что Мэзер разозлился на него и Онисиму удалось купить частичную свободу, отдав Мэзеру деньги на покупку другого раба. Он вышел за рамки, положенные человеку из низшей касты, и, как это часто бывает, инициатива не обернулась для него благом.
* * *
Зато награды и привилегии могли ожидать за неукоснительное соблюдение кастового порядка. Это давало надежды тем, кто знал, что следует как можно более демонстративно оставаться на положенном месте. Спустя два столетия после триумфа Онисима режим Джима Кроу сделал единственное исключение из своего железного закона о сегрегации между черными и белыми. Это было исключение для чернокожих служанок, которые показали себя достаточно верными, чтобы им доверили заботу о белых детях. Только эти женщины могли ездить в поезде или автобусе, предназначенном только для белых, сопровождая своего белого подопечного. Это исключение служило нескольким целям: оно превращало белого ребенка в билет на место в первом классе для чернокожего человека; упрочняло рабскую роль, естественное место подчиненной касты; возвышало черную няню по желанию господствующей касты. Такая прислуга занимала даже более высокое положение, чем непревзойденный оратор Фредерик Дуглас, которому однажды пришлось ехать в грузовом вагоне. Также такой порядок защищал детей доминирующей касты от полных страданий и неудобств часов в вагоне для цветных и напоминал людям подчиненной касты, что подняться они могут лишь с разрешения доминирующей касты и на ее условиях, и только на то время, пока будут выполнять отведенную им роль.
Каста ограничивала даже полет их фантазии – нельзя было вообразить себя на каком-нибудь ином месте, не предписанном иерархией. С периода Реконструкции и до эпохи Гражданских прав управления по образованию южных штатов тратили на школы для черных едва ли десятую часть тех средств бюджета, что шли на школы для белых, в открытую лишая черных учеников возможности конкурировать с белыми на равных. Учебный год для черных учеников был на несколько месяцев короче, чтобы они меньше времени проводили на занятиях и больше – на полевых работах на благо правящей касты.
При найме чернокожих учителей для сегрегированных школ эпохи Джима Кроу ведущий чиновник с Юга, Хок Смит, выдал указ: «При одновременном обращении за вакансией двух учителей негритянского происхождения «брать менее компетентного»
[310]. Эта задумка самым наглым и откровенным образом лишала черных учеников перспектив добиться успеха в дальнейшем, ведь образование они получали у наименее квалифицированных педагогов. Этот указ стал наказанием для талантливых и опытных претендентов на вакансию за их превосходство в своем деле, и в то же время – наградой для посредственных, знающих свое место; он не допускал меритократии, «власти достойных» в образовательной сфере. Все это создавало разногласия в низшей касте из-за явной несправедливости и работало на то, чтобы подавить амбиции тех, у кого было больше талантов. Методами «кнута и пряника», подобными вышеописанному, кастовая система учила представителей низшей касты тому, что в этой борьбе на выживание победить можно, только исполняя роль раболепных неучей. Кастовая система практически обеспечивала черным судьбу неудачников, упреждая их успехи.
