* * *
Десятилетия спустя, в период волнений, которые вызвали в обществе выборы 2016 года, Энтони Стефан Хаус, 39-летний проект-менеджер из Остина, штат Техас, собирался отвозить свою восьмилетнюю дочь в школу. Было около семи утра 2 марта 2018 года. Что-то побудило его пройти к входной двери, и, переступив порог, он заметил на крыльце сверток. Когда он поднял его, сверток взорвался. Мужчина умер вскоре после прибытия в больницу
[283].
Сначала его смерть по очевидным причинам была признана убийством, но расследование быстро свернулось. Хаус был афроамериканцем, живущим в квартале чернокожих и латиноамериканских рабочих, в восточной части Остина, наводненной старыми ранчо и бродягами. Полиция решила, что взрыв может быть связан с наркотиками. Возможно, бомба была заложена в качестве возмездия для торговца наркотиками, но преступники перепутали адрес. Они переключились на другую версию – возможно, убитый сам взорвал бомбу. По этой теории жертва обвиняется в его собственной смерти.
«Мы не можем исключить версию, что мистер Хаус сам сконструировал бомбу и случайно ее взорвал. При таком раскладе смерть наступила в результате несчастного случая»
[284], – сказал помощник начальника полиции Джозеф Чакон.
«Исходя из того, что мы знаем прямо сейчас, – сказал журналистам исполняющий в то время обязанности начальника полиции Брайан Мэнли в день смерти Хауса, – у нас нет оснований полагать, что данный случай каким-то образом имеет отношение к террористической атаке, а не является отдельным инцидентом»
[285].
Эти предположения обернутся трагическими последствиями. Десять дней спустя семнадцатилетний Дрейлен Мейсон, старшеклассник, который был лучшим бас-скрипачом Молодежного оркестра Остина, обнаружил посылку у дверей родного дома. Стоило ему занести находку внутрь, она взорвалась, убив его и тяжело ранив его мать. Они тоже были афроамериканцами. Позже тем же утром, в нескольких милях от этого дома, тяжелые ранения получила семидесятипятилетняя латиноамериканка Эсперанса Эррера, в руках которой взорвался пакет, обнаруженный ею у порога дома ее матери.
Только тогда, через десять дней после первого взрыва, полиция Остина начала предупреждать граждан о необходимости соблюдать меры предосторожности с неизвестными пакетами. Серийный террорист-подрывник оставался на свободе в Остине с момента первого взрыва бомбы. Взрывы теперь рассматривались как возможное преступление на почве ненависти. Тот факт, что жертвы были чернокожими и латиноамериканцами, означал, что некоторые люди могли при желании держаться подальше от взрывов. Это работало, пока подрывник не начал организовывать атаку на другие группы населения. Менее чем через неделю на другом конце Остина два белых человека двадцати лет от роду пострадали во время прогулки по зажиточному белому кварталу, когда рядом с ними взорвалась бомба, приведенная в действие растяжкой.
Через два дня после этого на ленте конвейера на складе «Федэкс» взорвалась бомба, а на складе компании была обнаружена еще одна бомба, которая не успела взорваться. Теперь полиция работала на полную. Камеры видеонаблюдения поймали изображение человека, который заложил последние из обнаруженных бомб, и зафиксировали номерной знак на его машине. Полиция начала отслеживать его по мобильному телефону. Они обнаружили, что подозреваемым был 23-летний безработный белый мужчина по имени Марк Кондитт, происходивший из консервативной христианской семьи. На следующий день после взрыва на складе «Федэкс» группа спецназа прибыла к его дому. Загнанный в угол офицерами, Кондитт подорвал в своей машине бомбу и погиб.
Эффективная работа полиции привела к тому, что террориста обнаружили в течение суток, чему немало способствовало изменение тактики самого подозреваемого, а также возросшая после перехода кастовых барьеров оперативность действий. Начальник полиции извинился перед чернокожими гражданами и семьей первой жертвы, которую представили подозреваемым в его собственной смерти. Но афроамериканские жители, каста козлов отпущения, остались с давними вопросами, ответов на которые они ждали каждый день: почему полиция не обратила внимания на первые случаи подрыва бомб, когда погибли и пострадали цветные люди? почему они проигнорировали потенциальную угрозу? почему власти ждали десять дней, прежде чем предупредить общественность? почему они упустили драгоценное время, обвинив первую жертву в собственной смерти?
«Какой же бардак царит в полиции, если она на полном серьезе считает, что человек может совершить такое сам? – сообщила «Вашингтон пост» Фатима Манн, защитница бедных семей в Остине. – Это оскорбительно, грязно и непорядочно».
Козел отпущения, как и первая жертва в Остине, по определению считается расходным материалом. Люди могут начать игнорировать трудности, с которыми сталкиваются те, кто считается ниже, если замечают, что проблемы подчиненной касты не касаются их самих; в их глазах такие проблемы обретают расовый или национальный, а не общечеловеческий масштаб, а ведь подобные заблуждения могут грозить опасностью всем категориям населения.
В конце 2013 года в прибрежных странах Западной Африки вновь вспыхнула злобная инфекция. В гвинейской деревне умер восемнадцатимесячный мальчик. Его мать, бабушка и сестра вскоре умерли от тех же геморрагических симптомов Эболы, одной из самых страшных болезней, известных человечеству.
Скорбящие, которые собрались на похороны бабушки, вернулись в свои деревни уже носителями вируса, и оттуда лихорадка Эбола начала уничтожать семьи и деревни в Либерии, Гвинее и Сьерра-Леоне, а также убивать врачей, лечивших больных. Любой, кто подвергался наименьшему воздействию, должен был следовать тщательно продуманному протоколу защиты, что было практически невозможно в сложившихся реалиях, и по-прежнему опасаться, что открытая царапинка на кончике пальца может обречь его на вирус, который гарантировал мучительную смерть и от которого тогда не было широко проверенной вакцины.
Вирус бушевал в Западной Африке, на которую западный мир смотрел в основном с жалостью и отстраненностью. В понимании жителей Запада этот континент был обречен на постоянные страдания и напасти. Это были страны, лишенные своего населения во время трансатлантической работорговли, затем завоеванные и колонизированные, а сейчас все еще восстанавливающиеся после дестабилизации и войн, вызванных этими потрясениями.
