— …
— Сергунчик? Нет, не ревнует. То есть ревнует, конечно, даже очень. Мы вот вчера ездили с ним в театр, там один на меня засмотрелся, ещё один улыбнулся и вперёд пропустил. Так Сергунчик обоих чуть взглядом на месте не убил. Ну а к сыну-то с чего ему ревновать? Это я только тебе говорю, что он меня заводит, а так-то мы с Тимуром воюем… прям враги. Сергунчик уж и не знает, как нас помирить.
Тут внизу раздался металлический лязг. Это отъезжали уличные ворота, а спустя несколько секунд во двор вкатил отцовский хаммер. Редко когда отец появлялся дома в такое время. Но сейчас это было очень кстати.
Я убрал руку от леера. Оказывается, я как вцепился в него, так и сжимал со всей дури, аж пальцы онемели, а на ладони остался багровый отпечаток. Какая же она мразь!
Я спустился в холл и как раз засёк, как отец зашёл в кабинет. Я — следом.
Отец, бросив пиджак в кресло, обернулся. Спросил недовольно:
— Чего тебе? Я занят. У меня дела…
— Подождут дела, — обрубил я грубо.
Обычно отец сразу вскипал, требовал уважения. Мог и замахнуться. Но ударить всё равно не смел. В детстве — мать не позволяла. Ну а теперь уже не позволил бы я.
— Ты как разговариваешь с отцом? — возмутился он.
— Ты отдал этой шлюхе украшения матери? — спросил я в лоб, пропустив его претензию мимо ушей.
— Не смей так называть Жанну! — повысил он голос и уже спокойнее добавил: — Да, отдал. Всё это куплено мной, значит, мне и решать, как ими распоряжаться.
— Куплено для матери!
— Зои больше нет. Они ей уже не понадобятся.
— О, вижу, эта шлюха здорово тебе мозги обработала.
— Я тебе, по-моему, ясно сказал: не смей её так называть! Я требую к ней уважения!
— Ещё бы я шлюх не уважал.
Отец резко вскочил. Грозно свёл брови к переносице, раздул ноздри, а челюсти стиснул так, что выперли скулы. Угрожающий вид. Другой бы кто обделался. А меня это только ещё больше взбесило: ну, как можно превратиться в такого дурака на старость лет? Как можно позволять какой-то тупой, жадной шкуре крутить собой как ей вздумается?
— Ещё раз, — зашипел он, — скажешь про неё хоть одно грубое слово…
— И что ты сделаешь? Язык мне отрубишь? Из дома выгонишь? — запальчиво ответил я. — Ну, руби! Выгоняй! Думаешь, она с тобой, потому что ты такой замечательный? Или потому что у неё там какие-то чувства к тебе? Да ей только бабки твои нужны. Она сама только что это сказала. Трепалась по телефону, а я на крыше курил и слышал.
— Ах ты… какой же ты всё-таки гадёныш, — процедил отец сквозь зубы. — Мало того, что бедной девочке всякие пакости делаешь, так ещё и опустился до паскудного вранья. Уважающий себя мужик с бабами не воюет. Во всяком случае вот так — низко и мелко.
— Да хватит уже этого дешёвого пафоса. Блевать охота. Ты мозг уже включи! Подумай хоть раз головой, а не… флейтой.
— Пошёл вон, щенок! — взревел отец. — Не знаю, чего ты добиваешься, но предупреждаю: не угомонишься — пожалеешь.
А на другой день Тоня поделилась новостью: отец, который со мной теперь не разговаривал, улетел на несколько дней в Китай, а ей велел готовить к его возвращению большой приём, на котором он представит всем Жанну как свою будущую жену.
Я психанул, само собой. Напугал бедную Тоню до полуобморока.
Хотел было тотчас прижучить эту тварь Жанну, но Влад сказал, что она уехала гулять.
Ну, ничего, решил я. Вернётся, и тогда я ей сам большой приём устрою.
***
Жанна загуляла конкретно. Её, пьяную в хлам, привез ночью какой-то левый мужик. Я как раз торчал на крыше, курил и думал, что делать.
Влад выскочил из дома и помог ей дойти, фактически донёс. Сама она еле ноги переставляла.
— Влааадик, ты такой сильный, — промурлыкала она и, громко икнув, хихикнула. — У тебя такие руки…
Видел бы сейчас свою невесту отец. Хотя увидит ещё — не зря же камеры понатыканы на каждом углу. Правда, сомневаюсь, что это его оттолкнёт. Меня бы вот — однозначно. Для меня пьяная девка — отстой. Но отец в последнее время сильно размяк. Я уж и не знаю, что эта дура должна вытворить, чтобы он очнулся. Разве что рога ему наставить.
Я прислушался к её пьяной трескотне — она явно заигрывала с Владом. Но охранник распахнул входную дверь и бесстрастно произнёс:
— Проходите, Жанна Андреевна.
Нет, к сожалению, Влад на дешёвую интрижку с этой шлюхой не поведётся. Он слишком боится отца. Отца все боятся, кроме Жанны и… меня.
17
Наутро Жанна спустилась к обеду полудохлая. Пролепетала, что вчера отравилась суши. Меня так и подмывало спросить, сколько градусов были её суши, да и вообще постебаться над ней вдоволь, но удержался. Вместо этого вполне спокойно предложил:
— Попроси у Тони рассольчик. Поможет. Я сам им спасаюсь, когда… травлюсь суши.
Она на меня уставилась в недоумении, аж рот открыла. Ничего, завтра я тебя ещё больше удивлю.
На следующий день я заявился к ней в комнату. Только устроился с ногами на подоконнике, как она вышла из душа в знакомом махровом халате. На голове — тюрбан из полотенца.
Увидев меня, Жанна вздрогнула и выронила из рук тюбик с кремом. Наклонилась, подняла, выпрямилась, глядя на меня настороженно. Крем сунула в карман. У груди и рядом с поясом крепко вцепилась в полы халата, видать, опасалась, что я снова его сдёрну. С минуту я молча наслаждался страхом в её глазах.
— Как здоровье? Пришла в себя после суши? — спросил наконец.
Но она, даже несмотря на мой вполне нормальный тон, оставалась явно напряжённой. Однако кивнула и даже пробормотала под нос:
— Да.
— Ну и отлично, — спрыгнул я с подоконника и неспешно приблизился к ней.
Жанна отступила. Халат свой сжала так, что костяшки на обеих руках побелели. И при этом посмотрела на меня затравленно.
Это, конечно, забавно, но сейчас мне не надо, чтобы она от меня шарахалась. Мне наоборот надо. Потому что времени на хороводы совсем нет — отец возвращается через несколько дней, а к этому моменту всё должно быть уже сделано.
На этой мысли меня и самого внутри передёргивает. Честно, я даже не представляю, как буду воплощать свою затею. Мне и смотреть на неё тошно, а прикасаться — так тем более.
Ну и… опыта у меня в этом никакого. Потому что нормальные, ну, условно нормальные девки, меня стороной обходят, а от шлюшек самого воротит. Я, конечно, знаю, что и как делается, но чисто теоретически, по рассказам пацанов и из порева. А опробовать теорию на практике как-то пока и не рвался особо. Опять же, потому что разводить на это дело тихонь и недотрог — муторно, а с готовыми на всё — противно.
