— Малыш, ты забыла посмотреть на часы. Что мы сейчас с тобой должны делать?
— Ну, ма-а-а-м! Пожалуйста! — ее личико приобретает умоляющее выражение. — Мы только построим чуть-чуть.
— Милая, чуть-чуть не получится. Здесь работы до утра, а завтра нам рано вставать в садик. Поэтому быстренько все собираем — и умываться.
Моя послушная девочка надувает губы. Смешно хмурится и начинает сопеть, как маленький ежик. И колючки бы наверняка сейчас выставила в мою сторону, если бы они у нее были.
Это так необычно, что я теряюсь. Тоже опускаюсь на колени рядом с малышкой и пытаюсь немного ее урезонить.
— Солнышко, ну ты же знаешь, что так поздно мы не играем!
— А раньше не было дяди Левы! — парирует она, и пока я размышляю, что ответить на эту непреложную истину, вмешивается сам Невельский. Тянет с полки коробку, в которой и лежал Сонин клад, и быстро начинает складывать все обратно.
— Давай, помогай мне! — улыбается ей так светло и открыто, словно и не был всего несколько минут назад в машине мрачнее тучи. — Мы же не будем нарушать правила? Поиграем в другой раз.
— Честно-честно? — Соня тут же хватается за его слова. — Ты к нам еще придешь?
— Если ты захочешь — обязательно, — смотрит ей прямо в глаза, — И если мама разрешит.
— Мамочка, ты же разрешишь? — в голосе и взгляде дочери столько надежды, что мне снова ничего не остается, кроме как кивнуть.
***
Засыпает она, к счастью, быстро, и я выхожу на кухню, где дожидается меня мужчина. Невельский стоит у окна, задумчиво всматриваясь в темноту вечера. Поворачивается на мои шаги с легкой и явно виноватой улыбкой.
— Простите, Варя, не хотел нарушать ваш привычный распорядок. Не смог отказать. Соня… она удивительная. Так захотелось провести с ней несколько минут.
Я, как совсем недавно Рита, разве что рот не приоткрываю от изумления. Не ожидала услышать ничего подобного. Да, дети умиляют, и я сама не могу устоять против Сонечкиных просьб, но он… он же ее совсем не знает… И, как мне показалось, не особенно хочет узнавать. Но выходит, что я ошиблась?
Лев чуть приподнимает плечи.
— Поверить не могу, что она… что я… в то, что вы рассказали.
Я киваю.
— Если хотите, можно сделать тест, чтобы убедиться наверняка.
Но мужчина тотчас качает головой.
— Нет. Я не это имел в виду. Не то, что не поверил вам… Просто сама ситуация… она слишком нереальная. Я был уверен, что у меня никогда не будет детей.
Это настолько неожиданно, что я выпаливаю, не успевая обдумать уместность своего вопроса:
— Почему?
Улыбка на его лице тает, мужчина молчит, глядя на меня, но как будто сквозь, а потом очень тихо отвечает:
— У меня был сын. Несколько лет назад он… погиб.
Кажется, что-то рвется внутри после этих слов. Я застываю, снова видя, как мертвеет обращенный ко мне взгляд.
Сразу вспоминаю, как всегда трясусь от страха даже при обычном подъеме температуры у Сонечки. А такое и представить немыслимо… Не знаю, что было бы со мной, как смогла бы жить дальше, если бы…
От разлившейся в груди тяжести становится больно дышать. Будто заглядываю в пропасть, мрачную и бездонную. Ежусь от холода, обхватываю себя руками, но теплее не становится. А он… не представляю, что творится сейчас в его душе. Прошло несколько лет? Наверно, для таких событий вообще нет срока давности.
— Простите меня… — выдыхаю, не узнавая собственного голоса. — Я ничего не знала и…
Невельский останавливает меня коротким жестом, на мгновенье дотрагиваясь до руки.
— Не извиняйтесь. Никто не знал… кроме самых близких людей. Да и незачем это…
Он снова поворачивается к окну и внезапно начинает говорить, то ли мне, то ли что-то напоминая себе самому.
— Он сильно разболелся. Температура поднялась, а скорая все никак не могла приехать. Мы решили ехать в больницу, сами. Чтобы было быстрее. В машине ему стало хуже, он расплакался. Жена взяла его на руки из кресла, чтобы как-то успокоить. А я… я набросился на нее. Сам не понимаю, зачем. Она с ума сходила, переживала за сына, а тут еще я со своими нравоучениями. Наговорил столько всего. Что болезнь — не повод не пристегиваться, что это опасно. Мы поссорились даже, а Тимка… он еще сильнее начал плакать. Я не знаю, что случилось. Не отрывался от дороги, не отвлекался, но… Не понимаю, как мог не заметить встречную машину… Она вылетела как будто из ниоткуда… Или я обезумел настолько, что уже ничего не видел…
Лев подается вперед, прижимаясь лбом к стеклу. Закрывает глаза. Вроде бы находится здесь, рядом со мной, но я понимаю, что только физически. А все его существо обращается туда, в прошлое, в тот кошмарный день. Он долго молчит, а потом тихо выдыхает, все так же не открывая глаз:
— Мы с женой отделались очень легко. У Оли перелом руки, а у меня и вовсе какая-то ерунда. Пара ссадин, синяки. А Тим… он даже не дотянул до приезда скорой. Я так торопился помочь ему, облегчить страдания от простуды, что не довез… Понимаете? — вздрагивает всем телом, резко поворачиваясь ко мне. — Я не довез собственного сына до больницы.
Я сглатываю подступивший к горлу горький ком. Осторожно касаюсь плеча мужчины.
— Это был несчастный случай.
Он качает головой.
— Нет, не случай, Варя. Я его не довез. Это целиком моя вина.
Не знаю, что сказать. Что вообще говорят в таких случаях? Он ведь сам давным-давно вынес себе приговор, и вряд ли мои жалкие слова утешения способны хоть что-то изменить.
В груди делается так больно, словно это моя потеря. Мне не приходилось, к счастью, переживать ничего подобного, но все равно слишком хорошо понимаю, что он чувствует сейчас. И как это нестерпимо тяжело. Потому и не могу сдержать слез, вырывающихся из глаз.
Невельский не смотрит на меня, снова поглощенный своими мыслями, но мой всхлип выдергивает его из этого забвения. И он ошарашенно впивается в мое лицо тоже затянутым влажной пеленой взглядом.
— Простите, Варя, я расстроил вас своими откровениями. Должен был все объяснить…
Я киваю, не в силах остановить льющиеся по щекам ручейки, а он продолжает с какой-то обреченностью.
— После этого… все как будто сломалось. Мы продолжали жить, ходить на работу, делать какие-то дела. Как заведенные куклы, ничего при этом не чувствуя. Нас не осталось, тех, какими мы были раньше. От семьи не осталось ничего. Просто два человека в опустевшем доме.
Мужчина вздыхает, кривя губы в каком-то жутком подобии улыбки.
— Говорят, есть специалисты, которые лечат такие состояния. Советуют что-то, находят выход. Чушь все это собачья! Как можно вылечить смерть? Чем искупить вину, если ты все равно уже везде опоздал?
