– Вернулись! – уже громче и увереннее воскликнул Семка и едва не заревел.
Юле и самой хотелось плакать от облегчения, но она постаралась сдержаться. Крепко обняла брата и погладила по голове, тихо обещая, что теперь им ничего не угрожает и больше его никто не заберет.
Маму их возня не разбудила, снотворное продолжало действовать, поэтому о том, как объяснить все это ей, хватало времени подумать. Главное – Семка был в безопасности. И теперь у Юли оставалась только одна причина для беспокойства.
«Все получилось! Мы вернулись! Семка в порядке. Как вы?» – написала она Владу.
Он не ответил. И даже не прочитал. Помучавшись немного сомнениями, Юля все-таки позвонила ему. Гудки пошли, но ответа она так и не дождалась. Закусив губу от волнения, вызвала из памяти номер Игоря, но результат оказался тот же.
– Что случилось? – осторожно поинтересовался Семка, заметив ее растерянность.
Они так и сидели на полу в прихожей у шкафа в полной темноте.
– Я не знаю, – едва слышно отозвалась Юля, снова изо всех сил стараясь не заплакать. – Не знаю…
Глава 21
6 февраля 2017 года, 04:50
Кофеварка фыркнула в последний раз, Соболев вытащил из нее стеклянную колбу, налил себе кофе и щедро насыпал сахара, отчаянно надеясь если не взбодриться, то хотя бы просто привести в порядок мысли. Потому что сейчас в его голове царили хаос и сумбур. Ему все еще предстояло решить для себя, что именно произошло на заброшенной фабрике после того, как Федоров со своим охранником вышли за границы установленного наблюдения. Кто же мог знать, что все обернется именно так? Да и не было у них возможности натыкать камер для ночного наблюдения по всему огромному строению.
В отделении пока было почти безлюдно. Несмотря на трагедию, произошедшую на фабрике во время задержания потенциального убийцы, Соболев не стал снимать с комнаты за черной дверью наблюдение. Сутки только начались, и в этот раз полиция не могла позволить обвести себя вокруг пальца и отвлечь провокацией от реального преступления. По крайней мере, в глубине души он надеялся, что настоящее убийство из расследуемой ими серии еще только собирается там произойти, хотя пока факты говорили не в пользу этой версии.
Ни Петр Григорьевич, ни следователь Велесов еще не приехали, поэтому у Соболева была возможность переговорить с задержанным самостоятельно и наедине, но он не торопился это сделать, сам толком не зная почему. Соболев думал, что успел свыкнуться с мыслью «Федоров – маньяк», но оказалось, что все это время он надеялся на другой исход. Может быть, ради Кристины. Может быть, из личной симпатии.
Когда кофе в кружке закончился, стало нечем оправдывать собственную медлительность, поэтому, взяв с собой нужные бумаги, Соболев отправился на непростой для себя разговор.
Стоило открыть дверь и войти, как безучастный до того момента Федоров встрепенулся, поднял голову, повернул ее так, как делал всегда и как никогда не делали зрячие, и сдержанно заметил:
– Наконец-то, Андрей. Сколько можно тебя ждать?
– Сколько нужно, – буркнул Соболев, садясь за стол напротив и даже не удивляясь тому, что Федоров его узнал.
– Мы ведь не в твоем кабинете, да?
– И как ты догадался?
– Мы шли сюда иначе, здесь запах другой и акустика тоже, – отчитался Федоров. – Где мы?
– Это допросная комната.
– Вот как… И как же мы с тобой дошли до жизни такой?
– Надеюсь, ты мне расскажешь. Что ты делал на фабрике в три часа ночи?
– Это для тебя или для протокола? – уточнил Федоров невинным тоном.
– Все, что происходит и произносится здесь, записывается на видео и может быть использовано в суде.
– Ясно. Тогда для протокола: я хотел проверить, не прячет ли маньяк в комнате за черной дверью похищенного брата моей девушки.
– Я тебе сказал, что мы проверили комнату и там никого нет.
– Ну, может быть, я тебе не поверил. Или решил, что ребенка могли привезти туда после того, как вы проверили. У меня были основания бояться, что он может стать новой жертвой.
– Его никто не смог бы привезти сюда незамеченным, – заявил Соболев. – Мы наблюдали за комнатой круглосуточно!
Федоров удивленно приподнял брови.
– Вот как? Я думал, вы наблюдаете за каким-то там пустырем.
– Мы хотели, чтобы ты так думал.
На этот раз Федоров продемонстрировал свое удивление, едва заметно склонив голову набок.
– Ты снова думаешь, что я убил этих людей? Это уже который раз?
– Поверь, теперь у меня гораздо больше оснований. Где ты был двадцать третьего апреля две тысячи тринадцатого года?
Федоров едва заметно вздрогнул, услышав дату, пальцы его рук, лежащих на столе, непроизвольно сжались.
– В тот день я попал в аварию…
– Отвечай по существу! – прикрикнул Соболев.
– Ты знаешь, что я не могу! – не сдержался и Федоров. – Я не помню тот день!
– Неужели? Тогда зачем ты недавно ездил в Озерки?
Федоров отшатнулся, как будто его ударили, и не нашел, что ответить. Даже на его не слишком выразительном лице отразился испытанный испуг. Он и задышал иначе: глубоко и шумно.
– Думал, мы не узнаем? – едко усмехнулся Соболев, чувствуя, как тяжелый ком в груди обрастает колючими шипами. Да что же с ним такое? – Думал, за тобой все так хорошо подчистили, что никто никогда не сможет рассказать, что ты был там в тот день?
– О чем ты говоришь?
– О твоем отце. Или брате. Кто там из них нашел нужные рычаги, чтобы надавить на следствие? Чтобы никто никогда не узнал, что ты приехал в ту маленькую славную гостиницу за пару часов до того, как там случилась массовая резня? Что там произошло, Влад?
– Я не помню, – процедил Федоров, все больше теряя свое фирменное спокойствие с налетом равнодушия и надменности. – Я лишь недавно предположил, что мог быть там, поэтому и поехал. Я пытался понять…
– Ты ли убил всех этих людей? – подсказал Соболев.
– Я никого не убивал!
– Откуда ты знаешь? Ты ведь не помнишь.
Федоров стиснул зубы и низко склонил голову, упрямо мотая ею из стороны в сторону.
– Я никого не убивал, – повторил он почти шепотом. – Я не мог… Зачем мне?
– Хороший вопрос. Нурейтдинов считает, что там и тогда кто-то пытался вызвать демона. Представляешь? Насколько больным ублюдком надо быть, чтобы верить в подобное? Чтобы убивать ради этого?
– Это глупость какая-то, – пробормотал Федоров. Теперь он больше не мотал головой, лишь едва заметно покачивался вперед-назад, почти полностью теряя контроль над собой. Оставалось немного.
