– Заткнись, Винс! Смотри не на меня, а в свою форточку! Ищи длинную полынью! Сейчас я сброшу обороты моторов и начну плавно снижаться, стараясь лишний раз не трогать проклятые рули высоты…
– И все-таки ты спятил! – покачал головой Райан. – Допустим, нам удастся заметить твою полынью. Но проклятый «гусь» теряет маневренность прямо на глазах! На правых плоскостях, судя по тяжести штурвала и ходу педалей, уже не меньше тонны льда! Мы же просто не сможем попасть в эту полынью, если она будет хоть чуточку поуже Берингового пролива!
– Амфибий в нашем авиакрыле всего две, Винс! – принялся вслух рассуждать командир. – Загляни в багажное отделение за салоном и убедись – там полно запасных частей для «грумманов». Видишь ли, начальство рассудило, что комплектовать нашими запчастями авиаремонтную базу, обслуживающую в основном другие типы самолетов, слишком расточительно. Так что находим полынью, стараемся все-таки попасть в нее, и если это нам удастся, то быстренько меняем проклятые тросы. За это время чертов циклон, надеюсь, уберется на юг, и мы продолжим наш полет.
– Ты смыслишь в механике? Уверен, что мы сумеем самостоятельно починить неисправность?
– Я видел однажды, как механик менял тросы тяги рулей. Там и надо всего-то отпустить, а потом затянуть четыре болта. Возился механик не более часа, да и то не слишком спешил, насколько я помню. В общем, не захочешь зимовать тут, в русских водах – и ты начнешь соображать в механике! И хватит болтать, Винс! Смотри вниз, ищи полынью! Выпускаю закрылки на десять…
Лефтер привел в действие гидравлический привод, управляющий закрылками, и слегка увеличил площадь плоскостей. Затем он взялся за секторы газа и начал потихоньку, по дюйму в минуту, сдвигать их назад, уменьшая тем самым мощность моторов. «Грумман» начал едва заметно скользить вниз – о том, что самолет начал снижение, говорил пока только альтиметр. Смирившись с решением командира, Райан напряженно глядел вниз, пытаясь обнаружить в сверкающей белизне сплошного льда темное пятно чистой воды.
Когда скорость «Дикого Гуся» упала до ста миль в час, самолет стало ощутимо болтать в порывах ветра, и Лефтер, чуть добавив мощности моторам, перешел на горизонтальный полет.
Темные разводья воды в прибрежном припае попадались довольно часто, но все были явно небольшими. Поминутно сверяясь с картой восточного побережья Сахалина, Лефтер определил, что самолет приближается к мысу Острый, далеко выдающемуся в море. Лефтер искренне надеялся, что этот выступающий в море кусок суши при господствующих здесь зимой северных ветрах должен ломать дрейфующие с севера ледяные поля. И что там обязательно должен найтись подходящее для посадки пятно чистой воды. Если же нет…
Если такое пятно не будет найдено, ничего не останется делать, как продолжать полет вдогонку за крейсером и садиться на воду в открытом море. Если, конечно, неисправные тросы выдержат полет протяженностью более 500 миль… А обледенение… Об этом Лефтер старался даже не думать.
Старался он не думать и о русских истребителях, которые могли появиться в воздухе в любую минуту. Кое-кто из пилотов его авиакрыла принимал участие в высадке союзных войск в Европе и даже встречался с русскими летчиками после капитуляции Германии. А капитан Гаррисон даже был участником операции 1944 года по перегонке «Аэрокобр» для русских с Аляски, через Берингов пролив и всю Сибирь. И уверял, что прожил в России почти два месяца. Общее мнение было единым: русские, не обремененные высокими должностями и большими звездами на погонах, – нормальные парни, если не принимать во внимание их «повернутости» на коммунистических идеалах.
Правда, сейчас, когда война в Европе и здесь, на краешке Азии, закончилась, союзнические отношения дали основательную трещину. Лефтер никогда не лез в политику, однако в глубине души был уверен, что ухудшение отношений между вчерашними союзниками диктовалось не из Москвы, а из Вашингтона.
Взять ту же высадку экспедиционного корпуса США в Японии и предшествующую атомную бомбардировку двух японских городов: из смысла приказов командования за последнее полугодие и речей наезжавших из Америки «яйцеголовых» явно следовал нелицеприятный для Советов вывод. Америка без стеснения играла своими атомными «мускулами» и подчеркнуто демонстрировала нежелание видеть русских на Японских островах. Оттого и их операция по освобождению юга Сахалина «споткнулась» у пролива Лаперуза. Русских на Хоккайдо просто не пустили! Естественно, что они были обижены и обозлены, и, по слухам, отказались от всяческого сотрудничества с американским флотом и военно-воздушными силами в части согласованности о «коридорах» для прохождения судов и самолетов через свои территориальные воды и воздушное пространство.
В казармах ходили также слухи о том, что за последние пару-тройку месяцев несколько экипажей американских самолетов, совершивших на Сахалине вынужденные посадки, были обвинены в шпионаже и попали в страшные сибирские лагеря.
Между тем болтанка «Дикого Гуся» постепенно усиливалась: облетая морем мыс Острый, самолет, очевидно, вплотную приблизился к фронту циклона, по-прежнему бушевавшему между Сахалином и Курильской грядой. Лефтер покосился на альтиметр: «грумман» шел на высоте менее восьми тысяч футов, в разрывах стремительно проносящихся назад рваных облаков. Неужели он ошибся в своих предположениях, и здесь подвижка ледяного панциря не образовала мало-мальски подходящей для посадки полыньи? Еще пять минут – и пора принимать крайне нежелательное альтернативное решение…
– Командир, прямо по курсу большая полынья! – крикнул Райан, припечатавшись правой половиной лица к холодному плексигласу боковой форточки. – И еще одна, рядом!
– Вижу! – Лефтер судорожно вздохнул. – Сейчас спустимся пониже и поглядим, нет ли там, в разводьях, больших кусков льда… Винс, бегом в салон! Погляди, как будут вести себя проклятые тросы, когда я начну маневрировать. Не снимай наушники, подключишься к внутренней связи там!
Стиснув зубы, он положил самолет на левое крыло и начал пологий разворот с одновременным снижением.
– Командир! – окликнул его Райан. – Командир, видимо, рули «полощутся» ветром! Тросы то натягиваются как струны, то провисают и снова резко натягиваются! Но пока вроде держатся. Если положить на них руку, явно чувствуются рывки плоскостей!
– Понял, второй! Оставайся пока там, маневр еще не закончен.
– Но место второго пилота рядом, командир! А посадка вряд ли будет штатной…
Командир яростно долбанул кулаком по штурвалу и заорал в микрофон:
– Ты, умник! Будешь напоминать мне о правилах?! Я не идиот, чтобы садиться в незнакомую полынью без визуального контроля! Первый заход будет пробным, пройду над полыньей на бреющем. Если вода окажется чистой от льдин, на втором заходе займешь свое место. Как понял, Винс?
Лефтер стиснул зубы, перевел закрылки в максимально выдвинутое положение и взялся за секторы газа, сбавляя обороты моторов до предельно допустимого значения. Самолет становился игрушкой в порывах ветра, его начало сильно бросать из стороны в сторону. Лефтер понимал, что ветровая нагрузка обрушилась и на рули высоты, но иного выхода он не видел.
