В. просыпался вместе со мной где-то там, в своей параллельной жизни, завтракал, лез под душ, одевался, прятал глаза от солнца, выбирал продукты в магазине, сдавал в химчистку вещи, стоял в пробках, пил кофе, посещал модные рестораны, читал, ходил в кино…
Он не делал вместе со мной только одного – не занимался сексом.
Признаюсь, я пыталась подбросить дровишек в наш с Андреем затухающий костерок, пыталась раздуть его, заставляя себя думать, что на месте мужа со мной в постели В.
Не выходило.
Что-то глубинное брало верх над приказами разума, что-то не отпускало, ведь таким образом я предавала обоих своих мужчин.
А потом совпали два самых важных в моей жизни события – связь с В. оборвалась, и я забеременела от Андрея.
Судьба все же мудра.
Отобрав источник самого сильного в моей жизни чувства, она компенсировала его другим – невероятной нежностью к малышу, зародившемуся в моем чреве.
Про таблетки я вспомнила к тому, чтобы ты не восприняла мое нынешнее состояние и то, что я все-таки осмелюсь рассказать, предвзято…
За эти долгие семь лет, раз в несколько месяцев, я случайно встречала В. в самых неожиданных местах: аптеке торгового центра, расположенного на нашем скоростном шоссе, на кассе заправки, в кафе самообслуживания в центре Москвы, в аптеке неподалеку от нашей прежней квартиры.
Каждый раз повторялось одно и то же – меня вдруг начинало колотить, и, оборачиваясь назад, я натыкалась на его взгляд. Не смея подойти ближе, как будто я находилась в магическом круге, В. стоял поодаль и внимательно за мной наблюдал.
И та же неведомая сила, что не впускала его в мой круг, заставляла меня дрожащим от волнения голосом разговаривать с прилипчивыми, предлагавшими оформить карты или купить товар по акции кассирами, быстро рассчитываться и выскакивать вон.
Я забивалась в машину, пытаясь глубоко дышать, приказывала себе собраться с мыслями и с бешено колотящимся сердцем мчалась в свое укрытие – домой, к Тошке.
6 июня
Если ночью прислушаться к тишине, можно сойти с ума.
Ворчит в трубах вода. Запрятанная в стенах, потрескивает проводка. И где-то вдалеке ночная птица рассказывает деткам страшную историю.
Андрей давно спит.
Время от времени его дыхание становится неровным, как если бы суматошный город увидел неприятный сон.
Мне кажется, покажи этот город себя во всей незримой красе – все бы вокруг изменилось.
Мы бы катались на велосипедах, усталые и потные, падали бы в луговые травы и целовались бы там до одури.
Возвращались бы домой – а там… сюрприз: оказывается, у нас уже есть почти взрослый, красивый сын.
По вечерам мы разучивали бы вальс или танго, часами пили бы ароматный чай с мятой, смотрели шедевры мирового кино или слушали Рахманинова, и уже на самое сладкое, уложив сына, неторопливо бы занимались перед сном любовью.
Ох…
Мой выход на поверхность Луны представляется более реальным.
В моей жизни не было романтики.
В ней не было главного – прелюдии любви.
Первый и единственный, без повода, букет из семнадцати роз, принесенный Андреем в юдоль порока, был похож на импульсивный вызов сложившейся системе даже не моей – его жизни.
Я понимаю, Андрей не виноват – виновато наше бешеное время, где каждая минута чего-то да стоит – заработанных или незаработанных денег, возможностей и связей, образовавшейся пробки, отсутствия в сети, упущенной скидки или выгодного предложения.
Наше время – время гипермобильных людей.
Время несчастных невротиков.
А существуют ли в наши дни отношения не только ради сохранения видимости семьи или ненапряжного секса?
В моем окружении – нет…
И все же где-то они должны быть, счастливые, неторопливо плывущие по реке любви люди.
Интересно, кто они?
Коллеги по работе, месяцами ловящие в коридоре долгожданные шаги, случайно-неслучайно коснувшиеся друг друга наивные страдальцы, для которых солнце восходит заново всякий раз при одной лишь мысли о желанном «объекте»? Наконец отбросив к чертям все условности и здравый расчет, они, сбежав от компов и косых взглядов коллег, решаются на романтический вечер, переходящий в ночь…
А может, они случайно встретились в метро, или столкнулись взглядами в шумном кафе, в парке, в торговом центре?
Разморенные бурным сексом, они лежат, приклеившись друг к другу телами.
«Я тебя люблю», – говорит мужчина или женщина.
Три слова превращаются в звезды.
Андрей так часто говорит мне это всуе – затягивая на шее галстук или уткнувшись в свой айфон, что эти три слова давно уже лишены для каждого из нас смысла.
В. не говорил мне их никогда.
52
На террасе большого дома Варвару Сергеевну поджидал красавец Пресли. Судя по мелкой строительной пыли, осевшей на его шоколадной шубке, кот околачивался здесь давно.
– Ла-а-почка моя! – Самоварова присела на корточки.
Пресли обиженно отвернулся, подергивая шкуркой, которой коснулась ее рука.
– Обещаю, завтра домой. А дома помоемся, причешемся… Дома сварю тебе самой-самой вкусной рыбки, – уговаривала его Варвара Сергеевна.
Вывернутые к ней ушки дрогнули, и кот нехотя повернулся и принялся тереться о ее ноги, заглядывая ей в глаза.
– Ну, не дуйся, мой золотой.
Прежде чем подняться, она схватила кота в охапку и чмокнула в нос. Говорят, кошки якобы не любят такого обращения. Это неправда. Да, они кичатся своей независимостью, а в глубине души только и ждут, чтобы их и тискали, и целовали. «Совсем как люди», – вздохнула про себя Варвара Сергеевна.
Пресли на мгновение задержал на хозяйке томный взгляд и, преисполненный внутреннего достоинства, элегантно спрыгнул с террасы.
Июньское солнце, милостиво решившее в этот долгий воскресный день перестать дурачиться с уставшими от его каприза людьми, заливало столовую. Но этот праздник света откровенно диссонировал с избыточно ненатуральным, не сочетающимся с обстановкой ароматом восточных духов вновь прибывшей гостьи.
Валерий Павлович и Аглая Денисовна сидели за обеденным столом, пили растворимый кофе и, судя по вежливо скованным лицам, вели формальную беседу.
Жанки не было, а Андрей возился у столешницы, готовя бутерброды.
– Варенька, ну наконец-то! – с явным облегчением воскликнул доктор и привстал из-за стола. – Как погуляла?
Его лицо выражало неподдельную радость.
У Варвары Сергеевны будто камень с плеч свалился.
Отходчивость Валеры, вспыльчивого и упрямого, но не умевшего копить обид, была одной из самых чудесных черт его непростого характера.