Теперь, конечно, я знаю: это был фасад, за которым скрывалось то многое, чего я тогда не понимала.
Как только Маше исполнилось восемнадцать, ее родители развелись – оказалось, у ее отца на протяжении многих лет была другая женщина.
Но они привили Маше любовь и заботу о ближнем.
Даже после развода ее отцу удалось сохранить с Машей и ее братом прекрасные отношения.
В двацать пять у Маши было двое детей, успешный муж, кошка, собака и загородный домик. Хотелось бы верить, что ее семья все так же крепка, как десять лет назад, когда мы случайно пересеклись в центре города и успели немного поболтать.
Мы привносим уже в собственную семью ровно то, что сумели взять из родительского дома.
Наверное, именно поэтому я так часто спрашиваю Андрея, не голоден ли он, и постоянно ругаюсь с сыном из-за того, что тот не хочет доедать суп или кашу.
А больше мне нечего привнести, остальное я должна придумать сама, оттолкнувшись от выжженной земли с покосившимся домиком.
17 мая
Айфон сведет меня с ума.
Иногда так и хочется, особенно днем, когда у всех вдруг обостряется активность, зашвырнуть его подальше в лес, навсегда.
Повальный невроз нашего века: засыпать по вечерам и вставать по утрам только после того, как из мобильного в очередной раз извлечена вся бесконечно поступающая в него инфа – сообщения из вайбера и ватсапа, ящиков яндекса и мейла, напоминания о штрафах и оплате коммунальных услуг, ворох ненужных предложений и поздравлений из сервисов и банков… А еще уведомления фейсбука, инстаграма и, будь они неладны, допотопных «Одноклассников», от которых я, как, впрочем, и от других соцесетей, напрочь забыла пароль.
Конечно, все эти пароли я когда-то записала.
Но так как с тех пор поменяла уже не один айфон, каждый раз, чтобы начать его с чистого листа и таким образом пытаясь, как от старого хлама, освободиться от устаревшей инфы, я опрометчиво удаляла все прежние, в том числе с нужными паролями, заметки.
Весь этот поток информации незаметно, будто через тоненькую трубочку отсасывает твою энергию, которой и так с каждым часом беготни по делам и изнуряющего стояния в пробках становится все меньше.
В., как ни крути, мудрее меня, мудрее многих…
Его никогда не было в соцсетях.
Он предпочитал расплачиваться наличными и обходился без кредитов.
И даже в этих, казалось бы, мелочах, сказывалась наша разница в возрасте.
Я все собираюсь рассказать о его болезни.
Ты не сомневайся, мой неведомый друг, я вовсе не преувеличиваю, когда говорю, что В. панически боялся солнечного света.
Если с сентября по апрель он испытывал еще умеренный дискомфорт, то с мая и все последующие за ним теплые летние месяцы он не выходил из дома или госпиталя, передвигаясь между этими двумя точками только на авто с кондиционером. Само собой, ни на какой отдых в морские края он ездить не мог, а гулял только в пасмурную погоду.
Будучи крепким профессионалом в своей области, он так и не смог найти либо озвучить для меня причину, которая привела его к столь необычной форме невроза.
Лет двадцать назад, когда это только началось, он обследовал все, что мог.
Ставили ему и вегето-сосудистую дистонию, и запущенный шейно-грудной остеохондроз, а позже, когда появился этот популярный нынче диагноз, ВБН – у него нашли проблему с венозным оттоком.
Множество людей в наше время имеют проблемы с шеей и сосудами, но мало кто боится того, что дает жизнь всему, что есть на земле, – обыкновенного солнечного света.
Активное солнце заставляло его испытывать такое же мучительное состояние, какое мне впервые пришлось испытать в том торговом центре, – приступы панической атаки.
Дело было, конечно, не в венозном оттоке, а в его глубоком внутреннем конфликте.
Помнишь, я цитировала Анастасию Д.: «Энергия, заблокированная в травме, рано или поздно выльется в телесный синдром».
Аэрофобия, агорафобия, акрофобия, гелиофобия, кардиофобия, клаустрофобия и канцерофобия, неофобия и обезофобия, пениафобия, скопофобия и социофобия, и даже филофобия с гинофобией – вот лишь неполный перечень психологических клещей, которые в наше и без того сумасшедшее в своей скорости время изводит множество людей, загадочными названиями прикрывая серьезный внутренний диссонанс.
Хотя В. категорически не любил жаловаться и вообще рассказывать о себе, я предполагаю, что его внутренний конфликт заключался в борьбе между до конца не истребленным, искренним желанием помочь больному и слишком частым сознанием тщетности любых врачебных усилий.
Да и от денег, которые приносили ему в конвертах подавленные диагнозом родственники, он, уверена, не отказывался.
Все хотят денег, врачи не исключение.
И еще, уж коль начала об этом: психиатры, психотерапевты и психологи, они тоже должны быть только за деньги!
Раз тело лечат за звонкую монету, почему же душу должны лечить каким-то иным способом?
А изощренные попытки кому-то помочь по «велению сердца» – всего лишь реализация собственных комплексов псевдомозгоправов.
К сожалению, среди них попадаются и врачи, и ты, как в детстве, упрямо веря в доброго доктора Айболита, клюешь на эту удочку.
Расковыряв меня тогда до мяса, В. рискнул показать мне другую меня, но что с этим делать и как мне с этим дальше жить, не сказал.
Он только часто повторял, что я должна за себя побороться.
Но у меня что тогда, что теперь, не было для этого ни опыта, ни возможностей, ни сил.
38
Доктора не было минут сорок.
За это время Самоваровой не удалось прочесть дневник до конца: изучала она его вдумчиво, впитывая в себя каждое слово и часто возвращаясь к уже прочитанному.
Пресли, уютно примостившийся у нее в ногах поверх одеяла, чуть слышно посапывал во сне и, похоже, был единственным, кто был рад прошедшему урагану – почти забросившая его хозяйка наконец снова была рядом.
Боясь потревожить своего любимца, Варвара Сергеевна аккуратно выпростала ноги из-под одеяла. Пресли вопросительно мыркнул, но покидать свое ложе не стал.
Стакан родниковой воды и чашечка крепкого кофе вернули ее к жизни – недомогание прошло, оставив во всем теле лишь легкую слабость.
Варвара Сергеевна сделала разминку – покрутила влево-вправо головой, глубоко вдохнув-выдохнув, несколько раз наклонилась до пола. После чего решила принять душ и привести себя в порядок – вскоре им с Валерием Павловичем предстоял визит в большой дом.
Она застыла над так и не разобранным до конца чемоданом, решая, что ей лучше надеть.
В этот момент и вернулся доктор, держа в руках два увесистых пакета.