Мальчишку же Самоварова нашла в его похожей на Диснейленд комнате под кроватью, куда он забился вместе с Пресли.
Варвара Сергеевна не без усилий улеглась на пол и пощекотала ребенка за пятку:
– Вот я тебя и нашла!
– Не меня, а нас!
Вылезая, Тошка попытался, потянув за хвост, прихватить с собой кота.
Строптивый Пресли, как ни странно, лишь вяло фыркнул и действительно выскочил следом за малышом.
– Вы разрешите мне с ним поиграть? – с надеждой в голосе спросил ребенок.
– Ну конечно… Только за хвост его не таскай, коты этого не любят.
– А вы к нам надолго?
Не дожидаясь ответа, Тошка, словно забыв про то, что ему нужно поскорее добежать до колонны, полностью переключил внимание на кота. Он даже попытался взять его на руки, но тот, успев запрыгнуть на стол, хоть и поглядывал с любопытством на мальчишку, но вовсе не горел желанием стать его новой игрушкой.
Тошка не отступал и пытался, осторожно поглаживая, захватить кота то с одной, то с другой стороны. Тот пятился назад и в руки не давался.
– Можно его взять? – наконец вспомнив, что у кота есть хозяйка, обратился к Самоваровой мальчик.
– Давай попробуем. – Она умоляюще посмотрела на Пресли: мол, помоги, дружок, видишь, как оно все… Подыграй – а я тебя потом лакомством угощу…
Выказывая всем своим видом недовольство, кот позволил Варваре Сергеевне взять себя на руки, а после, под ее чутким контролем, на несколько секунд перекочевал к с трудом удерживавшему его мальчишке. Кот пару раз легонько прошелся по Тошкиному лицу хвостом, чем вызвал у того звонкий и радостный смех.
– А если он захочет со мной сегодня спать, вы его отпустите?
– Знаешь, коты – такие существа, они никого не ставят в известность, с кем и где захотят спать. Но если он к тебе придет, обещаю, ругать его за это не буду.
Втроем они спустились вниз.
– А знаете, почему мы считаем до тридцати?
– Догадываюсь…
– Почему?
– Ты дальше не знаешь.
– Мы с мамой знаем уже до ста, – важно подчеркнул Тошка, – просто я быстро сказать еще не могу!
– Это успеется.
Варвара Сергеевна протянула ему руку, и он доверчиво вложил в нее свою маленькую вспотевшую ладошку.
Проходя мимо портрета Алины, Самоварова вновь почувствовала, как ее остро кольнуло в самое сердце.
«Сука», – отозвалось в ушах.
«Кто – сука?! Она? А если она лежит сейчас в яме, в лесу, сжираемая червями… Нельзя пока и думать о таком!»
И Самоварова вдруг поняла, что впервые за свою долгую практику оказалась по эту сторону несчастья. Раньше членов семей ей приходилось видеть лишь наскоро, как правило, на кухнях, почти всегда одинаково тесных, пропитанных запахом валокордина или спиртного, или же в своем кабинете, где ворох писанины словно прикрывал ее от чужого горя. В этом (а после пятиминутного контакта с ребенком тем более ставшим особенным) случае отгородиться уже не получится, остается лишь уехать…
Неугомонная Жанна успела выстроить нашедшихся участников игры у колонны.
На сей раз водить, к его радости, досталось Тошке.
Как только мальчик начал громко и медленно считать, Самоварова бросилась в гостевую хибару, чтобы удостовериться, осталась ли с завтрака вареная колбаса, которой мальчик мог бы задобрить Пресли.
Но, заскочив в домик, она тут же вспомнила условия игры: в жилой зоне, где стоял холодильник и работал доктор, прятаться возбранялось.
Запыхавшись, она решила притаиться в прихожей и прижалась к стене, наскоро прикрыв себя ворохом старых курток, висевших на крючках. Ноги она сунула в чьи-то огромные резиновые сапоги, стоявшие тут же, под одеждой.
Одежда пахла затхлой сыростью.
Самоварова попыталась разгрести ее, чтобы добыть себе щелочку свежего воздуха.
И тут рука ее наткнулась на что-то твердое.
В одном из внутренних карманов мужского выцветшего, давно вышедшего из моды широкого плаща лежала небольшая книжка.
Забыв про игру, Варвара Сергеевна выпуталась из старья и извлекла находку из плаща.
Это был стандартного размера красный блокнот известной итальянской фирмы «Moleskine». На первой странице, размеченной для записи сведений о владельце, аккуратным почерком было выведено: «Дневник Алины Р.»
Дверь в хибару с шумом распахнулась.
На пороге стоял возбужденный, с прилипшими ко лбу светлыми кудряшками Тошка.
– А я тебя нашел!
– Точно…
– А почему ты не бежишь?
Самоварова, пряча за спину, незаметно сунула находку за пояс своих спортивных брюк.
– Так ты все равно прибежишь первым.
– Почему?
– Ты молодой, а я уже в возрасте.
– Все равно, выходи!
– Погоди, дружок… Я сейчас, мне надо колбаски для котика поискать.
– Можно, я с тобой?
На ее счастье к домику уже стремительно приближалась Жанна.
– Варвара Сергеевна! У нас трубу дренажную прорвало! Сюда техники едут. На сегодня с прятками все! – закричала она в открытую дверь.
– Кошмар… А колбаса в доме есть?
– Колбаса? – удивилась распоряжайка. – Если хозяин не сожрал, должна быть. Позавчера «Утконос» привозил.
– Тош, мне надо переодеться. Ты иди в дом, поищи там колбаски, я скоро приду.
– С котиком?
– Котик где-то бегает, ты как раз посмотри, где…
– Только вместе с Дилей, – строго уточнила Жанна.
Путаясь в длинной широкой юбке, нянька Диляра уже спешила по деревянным настилам следом за своим подопечным.
Такие контрастные и внешне и ментально, словно две совершенные противоположности, подруга пропавшей и няня ребенка подхватили его с двух сторон и, не обращая внимания на мольбу остаться с «тетей Варей», чтобы поискать с ней котика, повели мальчишку в сторону большого дома.
21
Из дневника Алины Р. 3 мая.
Вранье, вранье, вранье…
Но в каждом состоянии есть своя прелесть.
Вранье, как великолепное дизайнерское платье, своими блестящими стразами сбивает с толку и прикрывает незаживающие раны пусть еще молодого, но давно уставшего тела.
Общество требует от нас соответствия нормам морали, красоты, успеха в карьере и личной жизни.
Мать была красивой, но аморальной и неуспешной, отец, впрочем, тоже.
С самого детства меня как будто кто-то научил прикрывать враньем все их несоответствия, будто я уже родилась со знанием о том, что ни в коем случае ни-и-зя показывать обществу.
