Но женщина в белом пальто лишь спокойно пояснила:
— Видите ли, я здесь не живу. Оказалась, можно сказать, случайно. А этот человек, как я поняла, вышел почти одновременно со мной, так что времени сообразить, что нужно делать, у него просто не было.
— Именно так! — охотно закивал сосед. — Я выскочил, тут и она подошла. Я как заора-а-л, и Машка сразу сбежала с лестницы, ну та, которая пожарных вызвала, апосля уж остальные сбежались.
— Так… Ну и что вы видели? Как горела дверь?
— Как будто ее чем-то подожгли снаружи.
— Например?
— Например… — задумалась женщина. — Расковыряли ножом обшивку и засунули туда спичку или дымящийся окурок.
— Обшивку не просто расковыряли! Если огонь так быстро проник в квартиру, значит, дверь пробили насквозь и в дырку засунули горящий предмет.
Самоварова задержала взгляд на сморщенных, усыпанных пигментными пятнами руках Романа Аркадьевича. То ли от царящего здесь напряжения, то ли в силу возраста руки соседа заметно подрагивали.
Она перевела взгляд на незнакомку. Ее руки с тонкими длинными пальцами, хоть и выдавали не юный возраст, были нежны и ухожены.
— Так… ладно. Когда я закончу, подпишете оба вот здесь и вот здесь. И можете быть свободны, пока…
— Можно один вопрос? — встряла Варвара Сергеевна.
Все это время она судорожно думала о том, когда и как сообщить Валере дурную весть.
После двух утренних приемов в поликлинике Валерию Павловичу надо было успеть к одиннадцати на собеседование. Один из старых, еще с института, приятелей, Вислаков, вошел в состав учредителей недавно открывшегося крупного медицинского центра. Валере предложили должность заведующего отделением психиатрии и достойную зарплату. И хотя доктор упорно делал вид, будто не особенно заинтересовался предложением Вислакова, Варвара Сергеевна знала: Валера давно ждал чего-то подобного.
Господи, ну как же все некстати…
— Ежели вы здесь оказались случайно, почему не уехали сразу после того, как соседи вызвали пожарных? — как можно более дружелюбно спросила Самоварова у женщины в белом пальто.
Дознавательница, оторвав лицо от бумаг, заинтересованно хмыкнула:
— Действительно, почему?
— Потому что я не застала человека, к которому пришла.
Вытатуированные черным густые брови дознавательницы выразили жирный вопрос.
Все с той же милой, явно подбешивающей дознавательницу улыбкой свидетельница продолжила:
— Здесь, на пятом этаже, когда-то жила моя бывшая учительница русского языка. Я не видела ее больше двадцати лет… Номер ее мобильного я, конечно, не знаю, а вот адрес помню хорошо.
— Лидия Петровна? — оживился Роман Аркадьевич. — Так она уж года два как померла… Ее дочь сдает квартиру каким-то узбекам. Они на рынке центральном торгуют. Уходят сранья, приходят поздно вечером.
— Господи… — опустила глаза женщина. — Я не знала… Мы с одноклассниками давно задумали двадцатилетие нашего выпуска собрать… Хотели всех любимых учителей разыскать…
— Померла Лидка… Как раз под Пасху. И что удивительно — была ведь неверующая, а перед смертью попа попросила привести, — охотно принялся вспоминать сосед.
Слушая Романа Аркадьевича, незнакомка затеребила на шее шелковый платок. Улыбка с ее лица исчезла, глаза увлажнились.
Варваре Сергеевне на миг показалось, что женщина переигрывает.
Впрочем, на ее месте любой, случайно оказавшись под прицелом глаз трех незнакомых людей, стал бы переигрывать.
— В области живете, Марина Николаевна? — пропустив мимо ушей подробности рассказа словоохотливого старика, строго уточнила дознавательница, заглянув в лежавшие перед ней бумаги.
— Да.
— И что же вас заставило именно сегодня здесь кого-то разыскивать?
— Сегодня у меня много дел в городе. Я же объяснила: мы с одноклассниками договорились разыскать любимых учителей.
— Нашли?
— Роман Аркадьевич только что сказал, что учительница умерла! — не выдержала Самоварова.
— Да, — горестно вздохнула Марина Николаевна. — Я приехала, мне никто не открыл. Потом пожар этот… Я так и подумала: наверное, мне лучше задержаться, я же видела, как все было, могу свидетельствовать. Да и Лидия Петровна могла куда-то ненадолго отойти. Вдруг, думаю, вернется. Я же не знала…
— Камер в подъезде нет, так? — обратилась непонятно к кому дознавательница.
— Увы, — подтвердила Варвара Сергеевна.
— Плохо, — та уже заканчивала заполнять бумаги. — Короче, вы и вы, — ткнула она ручкой в сторону Романа Аркадьевича и Марины Николаевны, — будете и свидетелями, и понятыми.
— А что потом? — с опаской спросил сосед.
— Я передам все необходимые документы в местный РОВД. Они и будут с этим разбираться.
— Ух ты! — присвистнула Самоварова. — В большинстве случаев подобные дела получают отказ. Чтобы добиться от них открытия уголовного дела, надо очень постараться…
Дознавательница впервые с интересом посмотрела на Варвару Сергеевну:
— Что, горели уже?
— Слава богу, нет.
— Есть свидетельские показания поджога, значит, им и разбираться, — повторила дознавательница и вновь помассировала ручкой затылок.
Чтобы отвлечь себя от мыслей о Валере, Варвара Сергеевна машинально включила кофе-машину.
— Если вас не затруднит, можно мне первой все подписать? — посмотрела на наручные часы Марина Николаевна. — Время поджимает.
Дознавательница, с выражением садистского удовольствия на лице, на ее просьбу не отреагировала.
— А я никуда тороплюсь, — заверещал сосед, покосившись на мигающий огонек кофеварки.
Через несколько минут Марина Николаевна, не читая протокола, поставила, где нужно, подпись и, быстро попрощавшись, ушла.
После ее ухода дознавательница будто выдохнула. Удобно устроившись за обгоревшим столом, она развязала пояс пальто. Короткая плиссированная юбка обнажила кружевную резинку черного чулка. Роман Аркадьевич заметно оживился и нехотя отвел от ее ног ставшие стыдливо-масляными глаза.
— Кофе будете? — из вежливости спросила у дознавательницы Самоварова.
— Не откажусь. — Перебирая на столе заполненные документы и что-то сосредоточенно выискивая, она иногда черкала в них ручкой. — Так… Варвара Сергеевна, квартира застрахована?
— Не знаю.
Летом, когда еще жили на даче, Самоварова, будто что-то предчувствуя, предложила доктору застраховать квартиру, но тот, отвлекшись на приготовления к обеду, ей так и не ответил.
— Можно мне тоже маленькую чашечку? — На старческом лице Романа Аркадьевича появилось какое-то детское, глуповатое выражение.
