Валерий Павлович, убавив звук телевизора, встал с кресла и подошел к женщинам.
— Знакомьтесь, это Регина. Когда-то вместе работали, — изо всех сил изображая радушную хозяйку, ненатурально лгала близким Самоварова.
— Очень приятно! — недоверчиво хмыкнула Анька, демонстративно не вставая с кресла. — Значит, вы тоже ментовка? — натужно пошутила она.
Повисла пауза.
Регина, нарушив тишину, очаровательно и звонко рассмеялась:
— Почти.
— Рад познакомиться! — Валерий Павлович протянул гостье руку. — Давайте рассаживаться! Осталось пятнадцать минут. — Быстро сообразив, что Варе, испытывавшей неловкость, необходимо помочь, скомандовал он.
Олежка подошел к надувшейся Аньке и, поцеловав ее в щеку, что-то шепнул ей на ухо.
В небольшой гостиной, прогретой дыханием людей, было душновато.
Варвара Сергеевна подошла к окну и, приоткрыв, случайно задела локтем стоявшую подле него новогоднюю елку.
Елка, которую два вечера подряд наряжала Анька, получилась аляповатая, изобилующая игрушками и мишурой. А платье на Аньке — розовое, с воланами на рукавах и по подолу, было для ее возраста неуместно.
Испытывая скверное чувство оттого, что она видит все это насмешливыми глазами Регины, Варвара Сергеевна принялась активно хлопотать вокруг стола: искала салфетки, передвигала солонку, переставляла с места на место закуски и салаты.
— Варенька, да успокойся ты уже! Садись! — погладив ее по спине, доктор схватил штопор и бутылку вина.
Регина, прикрыв ладонью бокал, опустила глаза и улыбнулась:
— Если можно, мне бы воды.
— Как скажете, — не стал настаивать доктор и, беззлобно усмехнувшись, покосился на бутылку безалкогольного шампанского, которую она пристроила напротив своей тарелки.
Когда все расселись, Валерий Павлович, пытаясь разрядить зависшее в комнате напряжение, взял на себя роль тамады.
Он успевал шутить на тему просмотренной новогодней комедии и ухаживать за всеми, сидевшими за столом, по-хозяйски радушно уделяя особое внимание гостье.
Регина держалась как леди — она с легкостью поддерживала беседу с Олегом и доктором о современном кино и, не отказавшись от угощений, ловко орудовала ножом и вилкой, отправляя их в рот небольшими порциями.
Анька была зажата. С любопытством и ревностью во взгляде она исподтишка следила за гостьей.
Осушив почти залпом бокал вина, Варвара Сергеевна, проклиная себя за неясный порыв души, заставивший пригласить Регину, пыталась думать о том, что напротив нее сидит глубоко травмированный, озлобленный с детства ребенок.
Человек, которого чудовищные обстоятельства жизни лишили любви и тепла семейного очага.
Душа, невольно оказавшаяся во тьме.
Впустив ее в свой дом, она отчаянно желала закрыть свой сомнительный и спорный долг до наступления условно-нового этапа жизни.
За пару минут до Нового года Валера, под речь президента, принялся открывать полусухое французское шампанское.
Скроив очаровательно-невинную рожицу, Регина пододвинула к нему бутылку безалкогольного напитка с яркой, для детей, этикеткой.
Анька, обожавшая шампанское, вдруг, к удивлению матери, попросила доктора налить ей из Регининой бутылки.
Под бой курантов они встали, чокнулись, для проформы покричали «ура» и сдержанно расцеловались.
Регина, оказавшаяся в стороне от сгрудившейся в кучку семьи, задумчиво глядела в свой бокал с шипучкой. По ее лицу блуждала кроткая, несвойственная ей улыбка. Казалось, она сосредоточена на каком-то жгучем, выстраданном всем сердцем желании.
Расселись обратно по местам.
Полетели минуты только что родившегося года, и обстановка заметно разрядилась.
Зашумели заждавшиеся приборы, зазвенели сокровенными надеждами бокалы.
Поговорили о глобальном потеплении, о резко вспыхнувшей в регионах пневмонии, о качестве нынешней пищи.
Анька с Олежкой, игриво накидывая друг другу в тарелку салаты, принялись загадочно переглядываться.
Дочь встала из-за стола и, не сводя глаз с Олега, сделала ему похожий на предупреждение жест рукой. Затем упорхнула на кухню, выкрикнув из коридора, что пошла проверить утку.
Валерий Павлович, не отказавшись пропустить с Олегом рюмку водки, затеял с ним сдержанный спор. Доктор, как истинный патриот, нахваливал отзвучавшую речь президента, Олежка же, либерал по убеждениям, не испытывал по этому случаю восторга.
Воспользовавшись моментом, Регина подошла к Варваре Сергеевне и предложила выйти на перекур. Самоваровой категорически не хотелось вести ее на балкон через комнату Аньки и Олега.
Плюнув на запреты, нарушаемые многими в новогоднюю ночь, и прихватив портсигар, она предложила выйти на лестничную клетку.
— Тебе не предлагаю! — достав папиросу, Варвара Сергеевна кивнула на Регинин, пока еще плоский, обтянутый платьем из тонкой черной шерсти, живот. — Что ты решила?
Регина отвела взгляд.
— Тихо здесь… — Она глубоко втянула в себя подъездный воздух. — Что, пенсионеры одни остались?
— Время такое. Каждый в своей клетушке сидит. Если кто и веселится, то только молодежь на улице.
Словно в подтверждение этих слов за окном раздались оглушительные хлопки салюта, а следом распахнулась дверь квартиры на третьем этаже.
Оставив за спиной рев музыки, из квартиры выскочила блондинистая носатая девица лет тридцати в короткой, торчащей из-под худи юбке, с раскрасневшимся то ли от алкоголя, то ли от переизбытка эмоций лицом.
— Девчонки! — спускаясь по лестнице, громко шептала она. — Можно я с вами постою?
Девица юркнула за их спины и достала из кармашка худи мобильный.
— Початиться по-быстрому надо. Прикройте!
Она тряхнула гривой выбеленных с модным — «черные корни» — выкрасом волос и, сверкая глазами, принялась строчить кому-то сообщение.
— А дома что, не чатится? — усмехнулась Варвара Сергеевна.
— А дома — мой, — не отрывая глаз от экрана, не то обиженным, не то простуженным тоном объясняла девица. — И ноль внимания, и не отойди от него ни на шаг!
Отправив сообщение, она вороватым жестом сунула мобильный обратно в карман.
— Не, вы не подумайте… Просто бывший поздравил, да так трогательно, что безумно захотелось ответить. Мой-то совсем рехнулся, — быстро оглядев обеих женщин, обратилась она к той, что была ближе по возрасту — к Регине. — В кои-то веки дома, Новый год, а он сел, блин, «Брата» с друзьями смотреть, будто не видел никогда.
— Ну… «Брат» — это уже классика! — отозвалась Самоварова. — Крепкий и честный фильм.
