— Ну… ты домой-то возвращайся… Доктор, хоть и зол на тебя, доводить с больницей до белого каления не будет. Мы с ним полночи просидели, проговорили.
— Ясно, — улыбнулась Самоварова.
На сердце потеплело от того, что двое самых близких людей сдружились.
— Ань, что с твоим секретным заданием?
— А… ты про эту… пока тишина… А я уже про нее и забы-ы-ла, — протянула легкомысленная Анька.
— Вот и славно! — выдохнула Самоварова.
— Ты сегодня вернешься?
— Буду стараться. Надо помочь Ларке с одним делом, — солгала она. — Управимся за день — вернусь.
* * *
Через три часа невыносимого ожидания, которое она заполняла щелканьем по каналам, пытаясь сосредоточиться хоть на одной из передач, повалилась информация от Никитина.
Фото паспорта Марины Николаевны Карпенко совпадало с внешностью свидетельницы пожара с одним отличием: на фото была брюнетка с короткими волосами.
Заплечный, вероятно, чем-то обязанный полковнику или кому-то из его знакомых, пошел на встречу и принял его в офисе за утренней чашечкой кофе.
Рассказал следующее: несколько лет назад Карпенко работала его личной помощницей. Пока вставал на ноги, был вынужден, как и многие предприниматели, платить людям «в черную». Карпенко числилась в его штате уборщицей с минимальной ставкой.
После самоубийства одной из его многочисленных любовниц Марина стала с ним часто ссориться, а потом и вовсе ушла. Почему он по сей день формально оставил ее в штате, Заплечный умолчал. Вероятнее всего Марина, надавив на какие-то точки, попросила или заставила его это сделать. Так или иначе, дамочка отнюдь не пренебрегала законом и желала оставаться добропорядочной налогоплательщицей.
По месту официальной прописки запрашиваемая не проживала. Человек полковника выяснил, что прописана она была в полуразрушенном доме барачного типа, комнату в котором вероятнее всего когда-то выделила ткацкая фабрика.
По слухам, доходившим до бизнесмена через общих знакомых, Марина несколько раз засветилась в обществе сомнительных разномастных врачевателей — психологов, экстрасенсов и прочих «спасителей от всех напастей». Одна из приятельниц главбуха Заплечного на протяжении нескольких лет сдавала Карпенко свой загородный коттедж.
По просьбе полковника Юрий Александрович сразу узнал адрес.
Ознакомившись с информацией, Варвара Сергеевна окончательно встряхнулась. Времени было в обрез.
Оставаться у Ларки она не могла, не хотела злоупотреблять ее дружбой, да и семью не хотелось держать в напряженном недоумении.
Пройдя на кухню, Варвара Сергеевна достала из ящика небольшой нож.
Покрутив его в руках, убрала обратно.
Не смерти ей желала Карпенко.
Марина хотела иного.
Последовательно и хладнокровно превращая ее жизнь в мрачный сон шизофреника, она хотела какой-то ей одной понятной сатисфакции.
* * *
От Ларкиной хрущевки до коттеджного поселка было более семидесяти километров.
Из оставленных доктором девяти тысяч оставалось всего три.
Приложение хотело за поездку тысячу шестьсот, а надо было оставить деньги на дорогу до дома.
Изучив карту, решила доехать до города на электричке и уже от вокзала взять такси.
Выйдя из подъезда, поймала на себе взгляды бабулек, сидевших на лавочке и что-то оживленно обсуждавших.
Продефилировав мимо них с высоко поднятым подбородком, Варвара Сергеевна — и смех, и грех! — подумала о том, что выглядит как интеллигентная бродяжка — бледная, в черном пальто, с синевой под глазами, с наспех вымытыми и высушенными, собранными под резинку волосами. Одалживать у Ларки, носившей тридцать девятый размер, старенькие ботинки с ее тридцать шестым не имело смысла. Пришлось снова напялить на ноги резиновые убожества.
В этот дневной рабочий час на перроне прозябали в ожидании электрички всего несколько человек.
Замотанная в платок женщина с ворохом пакетов из дешевого гастронома в руках, глядела, не отрываясь, в ту сторону, откуда должен был показаться поезд.
Несмотря на то, что она была подкрашена и аккуратно одета, ее потухшие глаза, печать озабоченности на лице и глубокие носогубные, как их еще называют, «горестные» складки, делали ее существенно старше своих лет.
Бродячая собака с грязными, слипшимися в сосульки колтунами, усевшись на перроне в нескольких метрах от женщины, опасливо и жадно поглядывала на ее пакеты голодным человеческим взглядом.
Молодой парень с увесистой сумкой, украшенной логотипом фирмы, распространявшей свои товары через сетевой маркетинг, вероятно курьер, громко и нервно говорил по мобильному, выяснял у кого-то адрес.
Полненький дядька в клетчатой кепке и старенькой, на пуговицах, синтетической куртке, дымивший в сторонке, глазел на худенькую, не по погоде одетую, размалеванную девушку. Судя по выкрашенным в смелый тон «красное дерево» и кропотливо завитым, «спиральками», волосам, она была парикмахершей или работницей недорогого салона красоты.
«Домохозяйка, курьер, возрастной неудачник, работница сферы услуг… — рассматривая ожидавших электрички, думала Самоварова. — Могло случиться нечто подобное с кем-то из них? Или злой рок в лице неизвестно откуда взявшейся миловидной Марины Николаевны может возникнуть только в жизни людей определенных профессий? Например, следователей… Все мы, люди, волей-неволей корежим чьи-то жизни… Просто одни делают это, служа букве закона, а другие — обслуживая свои личные интересы».
Подошедшая электричка была почти пустой.
Из ожидавших на платформе пассажиров в вагоне с Самоваровой оказались только двое — девушка и дядька в кепке, севший в параллельном с красоткой ряду. Это позволило ему продолжать исподтишка рассматривать явно невыспавшуюся девицу.
За неимением книги Варвара Сергеевна полезла в соцсеть.
Открыла свою страничку, на которой давным-давно не была, и начала, будто со стороны, ее изучать.
Черная полоса образовалась в ее жизни вскоре после того, как она «легализовалась» в соцести и вывесила «римские» и еще вот эту, любимую, из Адлера, с маленькой Анютой, фотографии.
Похоже, это и послужило для гадины пусковым механизмом.
«Время такое, — размышляла Самоварова, поглядывая на скудный пейзаж за окном. — Обнажая и хвастаясь личным, мы кормим демона, имя которому Превосходство. А он всегда идет в паре с демоном по имени Зависть».
Убрав мобильный в карман, она покосилась на мужчину и девушку.
Толстяк встретился с девицей взглядом. Она брезгливо поморщилась, вставила в уши наушники, откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза.
В соцсеть возвращаться не хотелось, и Варвара Сергеевна, последовав примеру девицы, подключила к мобильному свои и нашла в приложении первый концерт Рахманинова. Уставившись в окно, она разглядывала быстро сменявшиеся однообразные картинки поздней осени.
