— Ой, трандычиха, погоди… Аж в ушах звенит. Фото пришлю, но теперь уже утром. По регистрации тоже могу пробить только с утра. Заплечного знаю лично, было дело, пересекались.
— Можешь ему прямо сейчас позвонить?
— Варь, ты совсем сдурела?! — гаркнул Никитин. — Ночь на дворе. Он мне не друг и даже не приятель.
— Сереж, умоляю!
— Варь… Я уже зашел в подъезд. Ты же знаешь, какая у меня сейчас обстановка в семье. Я взял себе за правило: дома никакой работы. С утра с ним свяжусь. Все, отбой. И вот тебе совет — ложись-ка ты спать!
— Лара, куда ты дела наш ватман?! — заметалась по кухне Самоварова.
Калинина вытерла руки о полотенце и выхватила из ее рук мобильный.
— Иди-ка ты спать!
— Но ты же слышала разговор! — возбужденно негодовала Самоварова.
Ларка залезла в один из кухонных ящиков и достала оттуда пузырек с таблетками валерианки:
— Выпей. Да не хватай ты столько! Достаточно одной таблэ-тки, — подражая герою популярной комедии советских времен, пошутила она. — И поскорее ложись. Утро вечера мудренее. Завтра уйду рано, ключи оставишь под ковриком. И умоляю, без ведома Никитина теперь ни шагу! Поняла меня?
— Это еще почему?! — Варвара Сергеевна машинально засунула в рот желтенькую таблетку. — Хоть ты-то не делай из меня идиотку! С тех пор как я очнулась в больнице, все общаются со мной, как с маленькой девочкой!
— Ты и есть девочка. Вечная девочка! — Калинина быстро поцеловала ее в лоб. — Мы все за тебя волнуемся. Ты еще очень слабая. Вон какие синячищи-то под глазами.
— Пройдут! — фыркнула Самоварова, принимая из Ларкиных рук стакан.
Затем Калинина прихватила ее под локоть и выключила на кухне свет.
— Пойдем, я постелила тебе в большой комнате.
Возбуждение вдруг сменилось сильнейшей усталостью, и Самоварова послушно поплелась за подругой.
— Дай-ка мне свой мобильный. Пусть до утра полежит на кухне.
— Ладно, — не имея сил сопротивляться, нехотя разжала руку Самоварова.
* * *
Проснувшись утром в чужой квартире, Варвара Сергеевна горько разрыдалась, уткнувшись лицом в подушку.
Между сном и явью, перед самым пробуждением, в голове открылся еще один, самый страшный блок.
Мурашковый озноб на проспекте — тяжесть на сердце — черный человек, выходящий из подъезда — оскверненный дверной замок — предчувствие, распирающее грудь — душераздирающее мяуканье Пресли — электрический свет — и Капа, лежащая со вспоротыми кишками в коридоре.
После этого пришла пустота…
— Гадина! — скулила, катаясь по дивану Самоварова. — За что?! Откуда ты взялась, исчадье ада?!
Выплакавшись до какого-то картонного, полного опустошения, Варвара Сергеевна заставила себя встать.
Позавтракала тем, что оставила Калинина. Два сваренных вкрутую яйца, чашка молотого, заваренного в термосе кофе и Ларкина записка на столе: «Держись. Я с тобой!» — помогли голове включиться.
На часах было девять.
Нужно было как-то прожить несколько мучительных часов, за которые Никитин сумел бы собрать недостающую информацию.
Вымыв за собой посуду, Самоварова прошла в комнату подруги.
Односпальная кровать безупречно застелена. В углу притулился небольшой платяной шкаф. На стенах — одна старенькая акварель. Старый паркетный пол без ковра.
На окошке, вместо цветов, два дешевых стеклянных подсвечника с красными свечками — вероятно, подарок кого-то из Ларкиных студентов.
Самоварова послонялась по комнате.
Ларка, научившаяся справляться со своим одиночеством, никогда не ныла, ни на что не жаловалась.
Варвара Сергеевна даже не знала, был ли у нее кто после развода.
В большинстве случаев холостяцкая жизнь действует на женщину разрушительно. До поры до времени спасают заменители: работа, бесконечные проблемы бесконечных приятельниц, пара вечерних бокалов вина.
Обманывая природу или обманутые природой, одинокие хранительницы никому не нужного, едва тлеющего очага, старея, частенько обзаводятся дурным характером, вялотекущим алкоголизмом, пессимистично-циничным настроем.
В Ларке жила огромная сила, позволившая ей не только выжить в плену, но и быть благодарной судьбе за то немногое, что она не слишком щедро ей отщипнула.
Погладив натянутое по струночке покрывало, Варвара Сергеевна спохватилась и побежала в соседнюю комнату — убрать за собой постель.
Вернувшись, включила телевизор и, постеснявшись нарушить порядок, уселась на полу.
Пощелкав по каналам, остановилась на каком-то второсортном сериале о жизни женщины-следователя, занимавшейся поимкой маньяка.
Подмечая детали, Самоварова то и дело усмехалась. Ремонт, сделанный в квартире простого капитана, стоил десятки тысяч долларов. Да и внешний вид дамочки…
В таком прикиде не в криминальный отдел идти, а сразу на фотосессию для модного журнала!
Перестав следить за невнятным сюжетом, Варвара Сергеевна размышляла о том, как всю свою жизнь, дабы выглядеть достойно, выкручивалась и экономила.
Волосы красила самостоятельно, в парикмахерскую — по особым случаям.
Масочки из подручных средств, перед Новым годом или днем рождения — недорогой курс массажа у Ренаты, бывшей модели, отмотавшей по валютной статье пятерку и освоившей в колонии-поселении чудесную технику, за сорок минут подтягивающую овал и разглаживающую морщины безо всякого ботокса.
Не гнушалась носить на переделку в соседний дом к портнихе-надомнице свои или Анькины вещи.
На шпильках бегала лет до сорока и каждый выходной тщательно начищала небогатый обувной запас.
За весь многолетний роман с Никитиным ни разу не просила у него ни денег, ни продвижения по службе.
Подарков он не дарил, цветы вручал, как и остальным сотрудницам, по поводу и на службе.
Но когда десятилетняя Анюта месяц провалялась с воспалением легких, Никитин навещал часто. Не решаясь переступать порог квартиры, таскал им банки черной икры и увесистые пакеты с мандаринами.
И только рядом с Валерой она по-женски расслабилась.
С первого дня знакомства он водил ее в кафе и недорогие, по карману, но милые ресторанчики, готовил для нее, баловал неожиданными подарками и ежедневно беспокоился о здоровье.
Но важного, цепкого и страшного, того, что изводило ее почти два месяца, не расслышал и не почувствовал…
В руке дрогнул мобильный.
— Ма, ты как? — неожиданно мягко и вкрадчиво спросила дочь.
— Все хорошо, котик. Как ты, наверное, знаешь, я у тети Лары.