Но где же именно он видел их? И что, собственно, видел? Она не могла заставить себя спросить.
— Как ты могла решиться на это? — вдруг спросил Йен обиженным тоном семнадцатилетнего юнца.
— Не знаю, — ответила Энди, начиная плакать, — не представляю, как это случилось. Просто так случилось.
— Ты любила его?
— Я всегда любила только тебя.
Он кивнул. Его глаза увлажнились, по щеке скатилась одинокая слеза.
— Мне казалось, я смирился с прошлым. Но они все-таки нашли в озере Офигенного Далласа Уокера.
Как в замедленной съемке, Энди сбросила вторую туфлю, встала и обняла его, ощутив, однако, каким напряженным остается его тело.
— Почему ты ничего не говорил мне?
— Может, дожидался, пока ты сама мне расскажешь…
— Да, я думала об этом. Много раз.
— Но так ничего и не сказала. — В его голос опять невольно прорвался сердитый, обиженный подростковый оттенок.
По мере того как ее окатывала волна столь долго подавляемых чувств — страха, сомнений, вины, стыда, — Энди начала испытывать проблеск облегчения, порожденный тем, что больше не придется скрывать секреты, которые она считала только своими. И надеждой на то, что ему неизвестен худший из них.
— С годами это становилось все труднее. Мы жили так счастливо… Ведь, не считая того короткого перерыва, мы были счастливы вместе с четырнадцати лет. Мне не хотелось разрушать идиллию.
Йен тоже обнял ее, но быстро отпустил и отвернулся.
— Той весной, когда мне сняли гипс, я отправился на пробежку вокруг озера и увидел тебя впереди. Ты катила на одном из тех красных школьных великов.
У Энди тревожно свело живот.
— Я вовсе не следил за тобой, но, заметив валявшийся на траве велик, встревожился. — Он сделал глубокий вдох и, помедлив, выдохнул: — Тогда я увидел вас вместе. Вы пили вино. И целовались.
— Мне ужасно жаль…
— Я видел, как вы поссорились. Понял, что ты очень расстроена и хочешь с ним порвать.
Энди сдержалась, не став поправлять его. Не было никакого смысла говорить, что они так и не успели расстаться.
— Что ты почувствовала, когда он исчез? — спросил Йен, наконец повернувшись к ней.
После всех прошедших лет она еще помнила ту острую боль, что оставила пощечина Далласа на ее щеке.
— Честно?
— А тебе не кажется, что по прошествии двадцати с лишним лет пора поговорить начистоту?
— Ты же не думаешь, что мы жили во лжи?
— В своем основании наш брак определенно строился на лжи, — сухо констатировал Йен.
— Но ты тоже лгал! Не признавшись, что все узнал.
— Ты не ответила на мой вопрос.
— Я испытывала сложные чувства, — помолчав, сказала Энди. — Впервые я так жутко запуталась. Он оказался совсем не тем человеком, каким я его представляла.
— Ты имеешь в виду, что вместо тонко чувствующего, вечно молодого поэта он оказался просто любвеобильным преподом, трахавшим своих учениц?
— Что-то в этом роде.
— Я сразу возненавидел этого хренова выпендрежника, — самодовольно заявил Йен, вновь влезая в шкуру подростка.
— Ты ненавидел бы его, даже если б между нами ничего не случилось. Иногда в школе ты бывал ужасно консервативным.
Едва закрыв рот, Энди поняла, что зря сейчас высказалась столь честно.
— Что это ты имеешь в виду? Уж не пытаешься ли ты еще и защищать его?
— Пусть он поступал плохо, но это еще не означает, что он не был блестящим поэтом, — сказала она, слегка отступив при виде отразившегося на его лице гнева. — И не означает, что он заслужил смерть.
Йен как-то странно взглянул на нее.
— Не похоже, что кто-то из нас имел право голоса в этом деле, не так ли?
Энди не нашлась что ответить.
Когда муж вышел из комнаты, она вздохнула с облегчением. Опасалась, что выболтала бы страхи, которые терзали ее с того момента, как Уэйн Келли спроецировал на экран фотографию вытащенного из воды автомобиля Далласа, если б они продолжили разговор.
Все, конечно, выглядело по-другому теперь, когда она узнала, что Йен знал, почему она тогда расставалась с ним. Удалось ли ему выследить их и во время каких-то других тайных встреч?
Эта мысль ужаснула Энди так же, как и то, что он хранил свои знания в секрете все эти годы.
Я сразу возненавидел этого хренова выпендрежника.
Глава 49
Кэссиди не спалось. Она лежала в кровати, переписываясь с Тэйтом — совершенно безопасными, никак не связанными с ее родителями сообщениями, — пока он наконец не закончил общение, спросив: «Не хочешь ли СПАТЬ?» и сопроводив эсэмэску смайликами, давая понять, что все будет в порядке. Лежа в своей комнате, Кэссиди слышала, как мама и папа ссорились, потом зашумела вода, а потом все затихло.
Она задумалась о том, кто же из них на кого и из-за чего злился. Кроме того, как им удалось быть такими удивительно веселыми и беспечными за ужином? Хотя это могло быть как-то связано с воздействием «Маргариты», которую они оба активно заглатывали… Мама всегда заказывала такой коктейль, а вот папа вел себя на редкость необычно, не спросив у официанта винную карту и не высказав недовольство скудным ассортиментом.
Они явно не всё ей рассказали. Если мама и вправду встречалась с учителем, то становилось понятно, почему она держала это в секрете даже от отца, но не объясняет, откуда Рой так хорошо знал ее. И почему Рой так уверен, что выйдет из тюрьмы? Неужели действительно верит в высшие силы? Если б ее несправедливо обвинили, она поверила бы в силу адвокатов, а не Бога.
Неужели она права насчет отношений ее мамы с Далласом Уокером… бред. Кэссиди видела его фотографии; в целом он выглядел неплохо, хотя его волосы начинали седеть и, очевидно, поредели на макушке. Мистер Келли, если подумать, выглядел покруче… Полный БРЕД. Конечно, бывали моменты, когда даже Тэйт мог вести себя совсем по-детски, но он еще не обзавелся бородкой, пивным брюхом и прочими проблемами среднего возраста, типа необходимости ночных походов в туалет, на которые, как она слышала, жаловались папины друзья.
Самое худшее во всем этом было то, что если история отношений ее родителей основывалась на лжи, то могла ли она вообще продолжать верить им на слово? Кэссиди держала Тэйта на расстоянии вытянутой руки, поскольку не хотела, чтобы ее роман сравнивали с идеальными отношениями ее родителей, хотя, по всей вероятности, у нее было что-то более реальное и честное, чем у них. Тревожные мысли продолжали крутиться в голове, никак не давая уснуть.
Тяжело вздохнув, Кэссиди включила ночник и встала, подумав о соблазнительных остатках жареных равиоли и просмотре крутых ночных телепередач. Она могла даже побаловать себя, налив полбокала маминого винца.
