— Вот-вот, он во всем и виноват. Как же я его ненавижу!..
— Ну, на нем свет клином не сошелся.
— Именно так и сказал Даллас.
— Кто бы сомневался, — проворчала я.
— Это ты к чему? — Джорджина в недоумении взглянула на меня.
— Он так проникновенно старался утешить тебя…
Вместо того чтобы отрицать это или преуменьшить, она усмехнулась.
Самодовольной, треклятой усмешечкой.
Глава 40
Личный дневник Йена Коупленда, школа Гленлейк
7 марта 1997 года, пятница
Я вновь засел за дневник. Просто нужно выговориться.
Мама с папой прикатили на очередное собрание попечителей. Сегодня состоялся «поэтический турнир», организованный Гребаным Далласом Уокером и его поэтическими «семинаристами». Причем Энди объявили как его «сопродюсера».
Очуметь можно.
Я не собирался идти, но папа заставил. Заявил, что он, как председатель правления, будет «плохо выглядеть», если меня с ним не будет. Они с мамой подумали, что я не хочу идти из-за Энди. Если б только… Хотя мне, наверное, не следовало говорить им, что она ходит в любимчиках у этого учителя.
Почти два часа чистой пытки, и не только из-за «высокой» поэзии, хо-хо-хо… Открыл хреновое мероприятие Хренов ДУ. Он вышел к микрофону и прочел наизусть какие-то вирши, чем вызвал шквал рукоплесканий. Слава богу, он не стал толкать длинную речугу. Просто изрек: «Дамы и господа, поприветствуйте молодую поэтическую поросль Гленлейка».
Особенно мучительным оказалось то, что выступали не только его семинаристы, а все ученики, возомнившие, что у них есть поэтический дар. Его семинаристы, вроде как помогая в проведении турнира, то и дело выскакивали на сцену со своими собственными стихами, хотя некоторые из этих опусов звучали отстойно. Джорджина тоже начала читать свои стихи по памяти, да только не смогла закончить. Она почему-то до жути перепугалась сцены, чего уж от нее-то никто не ожидал. После неловкой затянувшейся паузы Даллас обнял ее за плечи и помог уйти.
Я ждал появления Энди, раздумывая, о чем будет ее стихотворение, но она вышла последней — во всяком случае, последней из семинаристов. Сидя в зале между папой и мамой, я едва смел шелохнуться или даже дышать, боясь прямо там растерять к черту все свое самообладание.
Я запомнил только пару строчек:
Мое сердце бьется так же быстро, как крылышки пчелы,
Я потерялась в зарослях клевера, в поисках возлюбленного…
Жаль, что она не упомянула о жалящих пчелиных укусах.
8 марта 1997 года, суббота
Сегодня, пока я ковылял с мамой и папой на обед в школьный клуб, солнце так слепило глаза, что не видел, кто оттуда выходит. И догадайтесь, с кем мы столкнулись нос к носу у самой двери? С Хреновым Далласом Уокером.
Я просто опустил голову, как будто не видел его, но он остановился прямо передо мной и сказал: «Привет, Йен! Вы представите меня своим родителям?»
Как же он заколебал меня! Я застыл на месте, точно онемев. Глаза застлала красная пелена; мне отчаянно захотелось сбить его с ног и колошматить своим костылем до тех пор, пока его ухмыляющаяся физиономия не превратится в кровавое месиво.
— Йен! — воскликнула мама, потрясенная моим поведением.
— Коуп Коупленд, — представился папа, протягивая руку. — Я отец этого почему-то оторопевшего и онемевшего остолопа.
Как и ожидалось, взрослые сплотили ряды.
— А меня зовут Биз, — добавила мама.
— Что-то последнее время Йен не появляется в нашем спортивном клубе «Меткий кий», — заметил Хренов ДУ, похлопав меня по плечу, отчего я лишь стиснул зубы.
— Уверена, что не так уж удобно играть со сломанной ногой, — ответила мама.
— Так все дело в твоей ноге?
Я кивнул, по-прежнему не глядя на него.
— Очень жаль. Я как раз надеялся, что, не имея возможности играть в баскетбол, вы сможете больше времени уделять бильярду.
— Учеба сейчас отнимает почти все время, — изрек наконец я.
Неловкое молчание затягивалось, хотя меня оно, честно говоря, как раз устраивало.
— Ладно, нам пора пойти подкрепиться, — заключил папа.
Даллас отступил в сторону, открыл дверь и предупредительно подержал ее, пропуская нас. Проходя мимо него, я намеренно задел его плечом.
— Однако, — удивился он, пристально глянув на меня.
Если он не знал, что я знаю, то лучше бы ему догадаться сейчас.
— Йен, что с тобой происходит? — спросила мама, когда мы оказались в столовой. — Ты общался с этим учителем, как будто он… со странной враждебностью.
— Ну, может, он мне не нравится, — вяло ответил я.
— Мне плевать, нравится он тебе или не нравится, — заявил папа, хлопнув меня по спине. — Ты — Коупленд, так что будь любезен вести себя подобающе. Он-то здесь — залетная птица, но наша семья навсегда связана с этой школой.
Интересно, что бы он сказал, узнав правду об амурных делишках Далласа Уокера…
Глава 41
Дежурный за пуленепробиваемым стеклом при входе в исправительное учреждение для взрослых округа Лейк предположил, что Кэссиди и Тэйт — брат и сестра, пришедшие повидать отца. После того как они назвали свои настоящие имена и признались, что не имеют родственных связей с этим заключенным, Кэссиди не сомневалась, что их визит закончится, не начавшись. Но полицейский взял телефон, предложил им присесть и сказал:
— Сейчас узнаю, захочет ли он вас видеть.
Устроившись на ковшеобразных пластиковых стульях, они нервно переглянулись, и Кэссиди подумала, что, возможно, Тэйт испытывает сейчас сходные противоречивые чувства, отчасти надеясь получить отказ. В ее голове теснилась масса сведений, но все они были настолько ненадежными, что она вообще не представляла, как детективам удается раскрывать преступления, а журналистам — писать статьи. Рой казался идеальным подозреваемым: сомнительный местный тип с криминальным прошлым, по непонятным причинам тусовавшийся с этим поэтом, бунтовавшим против школьных порядков. При этом, по слухам, он угрожал его жизни, да к тому же, черт подери, у него на шее синела жуткая змеиная татуировка!
Но теперь в этом, казалось, не было особого смысла. По всей вероятности, ее мама сделала тот браслет, что был на Далласе Уокере, когда тот погиб. По версии Кэссиди, расставшись с отцом в выпускном классе, она начала встречаться с другим школьником… но что, если она встречалась с учителем?
Может, именно поэтому мама так странно беспокоилась из-за ее отношений с мистером Келли? «Возможно, меня просто беспокоит то, как много времени вы с ним проводите вместе… Такая тесная и напряженная работа порой может привести к фамильярности…»
