Миллион раз наставляя дочь не проверять телефон во время вождения, Энди не смогла найти себе оправдания.
— Подозреваю, ты читала мои сообщения.
— Мне не нравится как твой тон, так и твои нелепые подозрения.
— А мне не нравится, когда за мной шпионят.
— Я вовсе не шпионила!
— Ну да, конечно.
— Хотя если б надумала, то интересно, что я могла бы узнать? Не думала, к примеру, что ты позволяешь кому-то называть тебя Кэсс…
— Я и не позволяю.
— Даже мистеру Келли?
— Должно быть, я просто не заметила.
— А вот я определенно заметила, — подчеркнуто ехидно произнесла Энди.
— Мам, почему ты так странно ведешь себя? — спросила Кэссиди, бросив свой телефон в сумку и закрыв молнию.
— Возможно, — помедлив, ответила Энди, — меня просто беспокоит то, как много времени вы с ним проводите вместе.
— Расследуя самую крутую тайну в истории Гленлейка?
— Такая тесная и напряженная работа порой может привести к фамильярности, не вполне…
— Уместной?
— Верно.
— А вот если мать шпионит за дочерью, то это уже совершенно неуместно. Доверие должно быть взаимным.
Глава 22
Личный дневник Йена Коупленда, школа Гленлейк
27 ноября 1996 года, среда
Когда папа забрал меня домой на День благодарения, по дороге я заметил, что он ни разу не спросил про Энди. Ни «как у нее дела?», ни «где Энди в этом году празднует День благодарения?». Его гораздо больше интересовали мои спортивные успехи. И только они.
Он приехал во вторник вечером, так поздно, что мы даже не встретились. Как обычно, остановился в гостинице «Олд роуд» и ровно в восемь утра прикатил к моему общежитию, даже не поднявшись ко мне в комнату.
До Джолиета мы болтали о футболе и баскетболе, а потом папа слушал радио, если, конечно, не читал рекламные щиты. Он считает уморительно-смешными грамматические ошибки на вывесках в маленьких городах.
Мама тоже ни словом не упомянула об Энди, что было странным, но сам я не собирался заводить о ней разговор. Она уже вовсю хлопотала с праздничным ужином, поэтому мы с папой сходили в видеосалон, взяли там напрокат «Самородок»
[53], потому что он так захотел, а потом купили пиццу навынос.
После «Самородка» родители отправились спать, а я остался посмотреть «Скажи что-нибудь»
[54] — и мгновенно пожалел об этом. Энди любила прикалываться над этим фильмом, но он нам обоим нравился, и из-за этого я слишком много думал о ней.
* * *
На следующий день мама около получаса дожидалась появления домочадцев и наконец выдала мне то, что думала.
— Ты слоняешься по дому с таким мрачным видом, словно кто-то… ну, не знаю… утопил твою любимую собаку, — заявила она, отрезав мне путь к холодильнику за банкой содовой.
— Просто устал от занятий, — вяло отговорился я.
— Твой куратор сообщила мне, что ее беспокоят твои оценки. Она также сказала, что вы с Энди расстались.
Не понимаю, как я мог думать, что в мире еще остались те, кто ничего не знал о нашем разрыве… В полном замешательстве я вдруг осознал, что они с отцом, должно быть, постоянно обсуждали это.
— Оценки я исправлю.
— Но и оценки осеннего триместра окажут влияние на твое поступление в колледж. Пора браться за ум, Йен. Сейчас ты, возможно, чувствуешь, что наступил конец света, но, став старше, будешь вспоминать свои страдания как легкую икоту, как небольшую загвоздку на жизненном пути.
— Икоту? — Продолжать разговор я не стал, оставив свое мнение при себе.
Ужин, как обычно, стал грандиозным событием: большой стол с раздвинутыми досками, вокруг все тетушки и дядюшки, кузины и кузены, бабушки и дедушки семейства Коуплендов. Мама с папой выглядели такими оживленными, что, казалось, едва сдерживали рвущуюся наружу радость. А я невольно думал о том, что они так радуются из-за нашего разрыва с Энди. Когда папа произнес свой обычный тост, сказав, как водится, что-то приятное о каждом присутствующем за столом, то в итоге заявил, что передо мной открывается блестящее будущее и им с мамой очень хотелось бы помочь мне и поддержать во всех достижениях.
Позже дети за детским столом начали залпом опрокидывать стаканы с напитками, потому что Крисси начала икать и никак не могла остановить икоту. Она пыталась выпить молоко, но от икоты оно полилось у нее из носа. Все умирали от смеха, хотя бабушка Коупленд явно полагала, что наступил конец света.
Я не мог смеяться. В голове крутилось лишь одно слово: икота.
Икота.
Личный дневник Энди Блум, школа Гленлейк
28 ноября 1996 года, четверг
Всю дорогу до аэропорта все в школьном микроавтобусе болтали о том, как им завидно, что у меня будет теплый и солнечный День благодарения. Как пить дать, кое-кто думает, что мы там жарим индейку и накрываем праздничный стол прямо на пляже. Обитатели Среднего Запада, видимо, не понимают, что картофельное пюре с подливкой плохо сочетается с ветром и песком. Я не стала разрушать их фантазии, объясняя, что калифорнийцы ужинают в помещении, особенно в День благодарения. Учитывая, что наш дом в Лос-Анджелесе находится поблизости от Малхолланд-драйв
[55] и далеко от побережья океана, мне вряд ли доведется на этих каникулах пробежаться босиком по песочку. И хотя Саймон, как известно, под настроение, снимает пляжный домик, он вовсе не в восторге от того, что ему приходится бегать за малышами по пляжу Малибу, стараясь не позволить им стать приманкой для акул. Или зачастую наблюдая, как за ними бегает няня, пока Лорейн накрывает стол к праздничному ужину, с таким важным видом расставляя блюда и судки, словно она приготовила закуски собственноручно, а не заказала их в фирменном ресторане.
Но я как раз не жалуюсь. Ресторанная еда гораздо вкуснее того, что она сама могла бы сварганить на скорую руку.
Главным образом я лишь скучаю по Далласу, уехавшему в Огайо встречать праздник в семейном кругу. Он даже не сказал, где именно в Огайо. Или кто входит в его семейный круг.
По-моему, Даллас пытался разок позвонить мне домой по телефону, но к аппарату подошел Саймон и, не дождавшись ответа на свое «алло», сердито повесил трубку.
