Он все еще пугает меня, чужой гнев, но я знаю, что это часть близости. Я знаю, что это нормально – позволять ему быть. Я стараюсь дышать и терпеть его, сколько хватает сил.
Все мои самые низменные импульсы по-прежнему живут во мне. Импульс держать в тайне свои вечно неустойчивые отношения с едой. Импульс демонизировать Джона за его разумное решение вкладывать энергию в общение с детьми после нескольких дней отсутствия. Импульс нырять в беспросветное отчаяние, вместо того чтобы сделать вдох и прочувствовать эмоцию, пытающуюся всплыть на поверхность. Импульс молча проглатывать фрустрацию и невидимость на работе, вместо того чтобы взвешенно поговорить о том, что я думаю и чувствую, чего хочу и что мне нужно. Импульс делать что угодно, только бы другие на меня не гневались. Мне по-прежнему нужна помощь в их преодолении. Мне нужна помощь, когда я пытаюсь разобраться, какое двухсложное слово лучше описывает мои чувства. И говорить правду о своем желании, даже когда я его стыжусь. И мириться с сильными чувствами других людей. Мириться с собственными.
Иногда я сталкиваюсь с бывшими розеновскими пациентами. «Ты до сих пор с доктором Р.?» – удивляются они. «Ага, я из тех, у кого пожизненное», – говорю я, и меня так и подмывает объяснить, что дело не в том, что я безнадежно долбанутая или не способна выйти из кризисного режима. У меня есть привязанности, которых я жаждала, когда впервые приползла в кабинет; теперь мне нужна помощь в их углублении. И я лелею новые мечты. О более творческой жизни. О близких отношениях с двумя детьми, когда они будут проходить через средние классы, старшие классы и так далее. О том, чтобы достойно встретить немаленький такой хаос надвигающейся менопаузы и стресс заботы о стареющих родителях, которые живут в трех штатах от меня. Доктор Р. и группа провели меня через проблемы начала взрослой жизни. Почему бы не сделать то же самое со средним возрастом? Неужели я не заслуживаю поддержки, свидетельства и места, куда можно принести растерянность и внутренний раздрай, даже если больше не выдираю собственные волосы и не езжу по улицам, надеясь получить пулю в голову? А как же моя привязанность и любовь к доктору Р. и моим товарищам по группам? Почему я должна лишаться их просто потому, что в нашей культуре принято считать, что психотерапия должна вытянуть пациента за тридцать сеансов или меньше? Доктор Р. предлагает пожизненное членство, если мы того хотим. Я – хочу.
Когда поезд подъезжает к станции, я прохожу два квартала, отделяющие ее от офиса доктора Розена. Впереди на улице вижу мужчину, который присоединился к нашей группе год назад. Ему около тридцати пяти, он блестящий врач, говорит на шести языках и смертельно устал быть один. У него нет близких друзей в Чикаго, с которыми можно общаться по выходным, и он склонен влюбляться в женщин, которые ускользают от него после второго свидания. Он боится, что никогда не заведет собственную семью, что для него слишком поздно. Я беру пример с моих одногруппников, которые столько лет утешали меня. Я похлопываю его по плечу, когда он делится своей болью из-за очередной женщины, не ответившей на его сообщения. Я говорю успокаивающие слова, когда он рассказывает, как поступал наперекор себе, чтобы завоевать привязанность женщины, которая была недоступна. Я это все проходила. Я тоже это делала. Ты слышал о грязном члене, который я сосала? Я отвечаю на его звонки по воскресеньям днем или по вечерам во вторник, когда он пригибается под весом своего одиночества. Я говорю, что ни на миг не сомневаюсь в том, что он находится в процессе преображения своей жизни. В группе, когда доктор Розен уверяет его, что приходить в группу и рассказывать о себе – достаточно, он вопросительно смотрит на меня, и я киваю.
– Честное слово. Этого достаточно.
Благодарности
Когда я писала эту книгу (и четыре других, которые живут в моем компьютере), «издательская индустрия» представлялась мне компанией ужасно модных ньюйоркцев с челками а-ля Анна Винтур и в одежде от Barney или из бутиков, о которых я и слыхом не слыхивала и даже названия не смогла бы произнести. Я никогда не представляла себе лица, тела или сердца людей, которые (я надеялась) в один прекрасный день откроют мне двери. Теперь же я никогда больше не буду представлять себе книгоиздательство, не вспомнив о сердцах и умах, прикоснувшихся к этой книге и навсегда изменивших мою жизнь. Эти умы остры, эти сердца великодушны. И эти люди вложили и то, и другое в эту книгу в горестные, нестабильные времена для всей планеты. А еще у них есть имена. Спасибо Лорен Вейн за вдумчивое редактирование и за все способы, которыми ты спасала меня от неудачных решений, в особенности в сценах секса. Спасибо Эми Гэй, Мередит Виларело, Джордану Родману, Фелис Джавит, Моргану Хойту и Марти Карлоу за то, что вложили в эту книгу свои трудолюбие и опыт.
Спасибо Эми Уильямс, которая умеет меня рассмешить и при этом играет в моей жизни столько разных ролей: агента, старшей сестры, матери, подруги, спутницы в поездках. Как мне повезло, что ты в моей команде!
Эта книга не существовала бы без океанов любви и поддержки со стороны Лидии Юхневич и ее программы Corporeal Writing («Соматическое письмо»). В число авторов, чье понимание истории и человеческого тела изменило и эту книгу, и мою жизнь, входят следующие «повитухи»: Мэри Мандевиль, Таня Фридман, Лоис Мелина Рускай, Энн Гаджер, Джейн Грегори, Энн Фальковски, Эмили Фальковски, Кристин Костелло, Хелена Ро и Аманда Нихаус. Особое сердечное спасибо Зинн Аделин, которая благородно подарила мне внимательную вычитку и разящие комментарии (особенно понравился один о том, что мои шутки отвлекают от реальной истории).
Спасибо издательству Tin House за то, что зимой 2019 года свело меня с великодушной и талантливой Дженни Ванаско. И особое спасибо товарищам по семинару: Уэйну Скотту, Саше Уотсон, Мелиссе Дюкло и Кристин Лэнгли Малер.
Спасибо любимой сестре по духу, которая каждый божий день вдохновляет меня как писательница, мать, дочь, жена, создатель подкаста, юрист и вообще со всех сторон крутая подруга, – Каринн Джейд.
Давным-давно я начала писать онлайн вместе с группой чокнутых писателей, которые просвещали меня насчет «собственного голоса», «хуков», «арок» и разных других аспектов ремесла, которые я ощущала нутром, но слишком боялась применить на практике. Спасибо коллективу Yeah Write: Эрике Хоскинс Мулине, Уильяму Дэмерону, Мэри Лоре Филпот и Фладу. Спасибо первым писательским группам, которым пришлось мучительно разбирать первые корявые черновики, – Саре Линд, Саманте Хоффман и Мэри Неллиган.
Благодарность – не долг, но я не могу отделаться от ощущения, что очень многим обязана писателям и друзьям, которые вычитывали черновики (а некоторые и не по одному разу): Кристе Бут, Эми Лист, Эндрю Нельтнеру. Вы просто святые, право слово! Джойс Поланс прочла множество черновиков и всегда была готова поговорить о боли и экстазе, которыми сопровождаются попытки хорошо изложить историю. Эта книга не существовала бы без ее великодушия, поддержки и мудрости. Фрэнк Поланс тоже молодчина!
Я благодарна всем няням, которые сменились у нас за эти годы и чей труд дал мне возможность написать эту книгу. Спасибо вам, Сабрина, Тиффани, Кристиан, Бриттни, Молли, Мэтти, Кэти, Дайана и Геза!
