Я перечитывала эту строчку снова и снова, а потом на цыпочках подошла к кровати, словно от резкого движения огромное чувство в моей груди могло исчезнуть. Положила голову на подушку. Я все эти годы ждала возможности построить отношения с человеком без драмы, сомнений, алкоголизма или защитных очков. Теперь эта возможность лежала в моем ящике входящих.
Я приложила руки к сердцу – моему прекрасному, покрытому насечками сердцу.
38
Я все ждала, когда же Джон упьется до изумления и помочится на меня, но он не любил спиртное. Он не играл в видеоигры, у него не было жены, он не следовал строгим религиозным правилам. Когда рассказывал истории о своем детстве в Лос-Анджелесе, я выискивала намеки на то, что у него имеются запутанные отношения с матерью или подсознательный гнев на отца, но не видела ничего, кроме эмоциональной стабильности и трудолюбия. Казалось, в его личности не было никаких крайностей. Он занимался спортом, но умеренно; у него была корпоративная юридическая работа, которая требовала длинного рабочего дня, но Джон трудился ровно столько, сколько требовала текущая задача; он следил за своими финансами, но не был скрягой. Я приготовилась к тому, что мне станет скучно от его стабильности, к тому, что тело свернется и скукожится, как осенний лист. Но быть с Джоном – это было все равно что лакомиться идеально обжаренным куском арктического гольца, запеченным картофелем с розмарином и спаржей-гриль. Сытно, вкусно, питательно. Мои вкусы изменились, и Джон был для меня деликатесом. Он создавал ощущение, что я могу вольготно раскинуться, как морская звезда, переполненная жизнью.
– Должна же быть какая-то засада, – говорила я доктору Розену и одногруппникам. – Как это я смогла всего за пару недель перейти от Брэндона к этому? – Я всегда думала, что после разрыва приходится выжидать месяцами, чтобы найти здоровые отношения. – Он мое лекарство от разочарования?
– Расспросите его о прошлых отношениях – были ли они у него и как закончились, – сказал доктор Розен. – Возможно, найдете доказательства того, что он боится обязательств.
Лорн застонал.
– Не делай этого! Парни не любят обсуждать «страх перед обязательствами»!
– Не волнуйся. Я подниму эту тему невзначай.
Тем вечером Джон разводил огонь в камине после ужина, а я куталась в белое шерстяное одеяло. Он устроился рядом со мной на диване и устало прикрыл глаза: накануне просидел за работой далеко за полночь.
Я сбросила одеяло и посмотрела ему в лицо.
– У тебя когда-нибудь были длительные отношения с девушками?
Джон приоткрыл один глаз и посмотрел на меня.
– Мы будем говорить об этом прямо сейчас?
– Мне просто интересно, ты когда-нибудь…
– Был серьезно с кем-то связан?
– Верно. Типа с обязательствами, и если да, то что случилось?
– Это проверка?
Я кивнула. Он добродушно рассмеялся, а потом рассказал о двух серьезных увлечениях. Одна девушка была сразу после колледжа, а другая спустя пару лет. Он назвал обеих хорошими людьми, с которыми, наверное, до сих пор дружил бы, не будь они его бывшими. Первые отношения сошли на нет, потому что она ему изменила, и в них было слишком много драмы. Со второй разошлись потому, что были слишком похожи.
– Не так уж увлекательно быть с человеком, который думает и поступает точно так же, как ты сам.
Хотя я вполне могла обеспечить ему больше драмы, чем он представлял, беспокоиться о том, что мы слишком похожи, нам не приходилось. Умеренность не была свойственна мне ни в чем, и за час я выплескивала больше эмоций, чем он за месяц.
Когда шла вторая неделя ухаживания, мы с Джоном сидели в машине перед моим домом и целовались: ни одному из нас не хотелось прощаться и расходиться. Меня охватило импульсивное стремление признаться.
– Я хожу на встречи двенадцатишаговой программы для выздоравливающих от расстройств пищевого поведения. Еще я хожу на групповую терапию три раза в неделю. Если тебе не нравится, как это звучит, нам следует разойтись прямо сейчас. И я не храню никаких тайн от группы, так что даже не проси. Они будут знать размер твоего пениса и переворачиваешь ли ты меня на живот во время секса.
И я приготовилась к напряженным переговорам.
– М-м, тема с переворотами звучит заманчиво…
Никаких признаков душевных терзаний с его стороны.
– Я серьезно насчет группы!
Он пожал плечами.
– Разговаривай на терапии обо всем, о чем тебе угодно.
– И я не сосу грязный член – типа никогда!
– Своевременное замечание.
Он улыбнулся – мол, что еще скажешь?
Я прикоснулась ладонью к его щеке. Вот откуда он такой взялся?
Мы снова поцеловались, но потом Джон отстранился и уставился на свои руки. Выражение его лица стало серьезным.
– Что такое? – спросила я.
– Я уже знаю о твоей терапии и двенадцатишаговых встречах.
– Что? Откуда?!
– Я читал твои эссе. Те, которые ты сохранила в системе «Скаддена».
О Боже мой, я о них совершенно забыла! Иногда, когда приходилось ждать – порой по нескольку часов, – пока партнеры пришлют мне ответ с редактурой очередной служебной записки, я писала эссе, обрывки историй. О своем детстве в Техасе, об учебе в католической школе, о забавных случаях из групповой терапии. Я сохраняла эти наброски под своим именем в системе фирмы, давая им обманчивые заголовки, типа «Платежная информация Тейт» или «Судебные процессы Тейт». И считала, что отлично спрятала эти пасхалки.
– Ты их нашел?
Он покраснел.
– Я хотел больше знать о тебе.
– Читая «платежную информацию Тейт»?
– Но ведь сработало!
Мы вернулись к поцелуям. Но потом уже я остановила его. Совесть ныла, как натруженная мышца.
– Я смотрела «Турандот» со своим бывшим за три дня до того, как ходила на нее с тобой.
Удивление разлилось по его лицу.
– Но ты вела себя так, будто ничего об этой опере не знала!
Перед спектаклем Джон пригласил меня домой, чтобы показать презентацию в PowerPoint о жизни Пуччини и сюжете «Турандот». И добавил мультипликационное видео об автомобильной аварии Пуччини прямо перед тем, как он завершил «Мадам Баттерфляй».
Я была совершенно очарована работой, которую он проделал с целью просветить меня, чтобы я могла наслаждаться ею в той же мере, как и он сам. И не собиралась поднимать руку и говорить ему, как только что посмотрела ее из четвертого ряда партера.
– Я не хотела ранить твои чувства.
– Что ж, чтобы смутить меня, надо хорошенько постараться.
