– А почему в гардеробной? – Макс, как всегда, с насущными вопросами.
Когда разговор с Ридом начал набирать обороты, я была в гардеробной: искала свитер. А опомнилась уже на полу, с руками между ног, с телефоном, прижатым к уху, посреди брюк и юбок.
Доктор Розен, наконец, заговорил:
– Где же лучше прятать сексуальность, как не в шкафу? Это очевидное решение.
Не в силах встретить его взгляд, я смотрела на линию подбородка доктора Розена. Он спросил, что я чувствую. У меня был только один ответ: стыд. Стыд. Стыд. Все пульсирующее возбуждение превратилось в жидкий стыд, хлюпающий в теле.
– Я – гребаная банальность. Мне следовало бы быть лучше. Я откатываюсь назад.
Женатый завязавший алкоголик с детьми-подростками был люком вниз в том месте, которое я прежде именовала «дном». Доктору Розену никак не убедить меня, что переход от свободного, но не любящего меня Алекса к женатому Риду был прогрессом в верном направлении. Он утверждал, что я двигаюсь вперед.
– Мне нужны собственный муж и собственные дети, а не чьи-то чужие! Я хочу большего, чем секс по телефону на груде балеток.
– А что, если именно это вам нужно делать, чтобы попасть туда, куда хотите прийти?
– Не может быть, чтобы вы это всерьез!
– Когда вы в последний раз позволяли себе быть обожаемой мужчиной, который хочет вас трахнуть?
– Стажер…
Доктор Розен отрицательно покачал головой.
– Вам следовало предостеречь меня, поднять красный, мать его, флаг прямо у меня под носом!
Да о чем я, этого бы никогда не случилось! Доктор Розен принципиально позволял нам искать собственный путь, не осуждая. Если я, так называемая сексуальная анорексичка, нуждалась в интрижке с женатым мужчиной, чтобы, наконец, достичь дна в своей тяге к недоступным мужчинам, значит, так тому и быть. Для меня Рид был ураганом шестой категории, который вот-вот подойдет к побережью, и я хотела, чтобы доктор Розен подхватил меня и унес на возвышенность. Но он поступал иначе и был свидетелем, а не национальной гвардией.
Патрис его попустительский подход не поддерживала.
– Может, тебе не следовало бы разговаривать с ним вне группы, Кристи, – сказала она.
Я кивнула, зная, что следует прислушаться к ее совету, но была уверена, что продолжу в том же духе, следуя бессмертному завету Мартина Лютера: Будь грешником и греши смело. Хоть Лютер и не имел в виду оргазм в шкафу под мурлыканье женатого сотоварища по группе терапии.
– Как это приведет меня туда, куда я хочу попасть? – спросила я.
– Вот и узнаем, – пожал плечами доктор Розен. Жест, ничуть не вдохновляющий, учитывая, что двигалась я к неизбежному краху.
– Макс, помоги, – попросила я.
После нашей решающей схватки я чувствовала, что могу доверять Максу больше, чем любому другому члену круга. Когда орешь в лицо человеку, узнаешь, насколько он надежен. Макс был клятой гигантской секвойей, чьи корни уходили в грунт глубже и шире, чем у любого другого из круга. Если бы он посоветовал бежать от Рида без оглядки, я бы задумалась о том, как зашнуровать кроссовки.
– Думаю, тебе придется разыграть эту партию до конца.
Хотя серьезный вид Макса напугал меня, я также услышала в его словах благословение безумству.
Но доктор Розен-то был авторитетом, врачом, выпускником Гарварда. Ему следовало вынести постановление или дать рекомендацию.
– Разве с вашей стороны не будет преступной халатностью благословлять эту тайную интрижку?
– Думаете, загонять ее под землю и делать более тайной полезнее? Да ладно!
30
Когда мои товарищи по группе оценивали потенциал Рида как моего вероятного партнера, их всех останавливало золотое кольцо на его левой руке. Я не игнорировала эту деталь – даже когда он намекал, что я была бы прекрасной мачехой и он мог бы переехать в мою новую квартиру. Вместо кольца я думала о том, насколько он лучше других мужчин, с которыми я встречалась. Рид говорил, что любит меня, в каждом разговоре, – и в этом был противоположностью Алексу. Он был равнодушен к религии – и в этом был противоположностью Стажеру. Он отвечал на мои письма и сообщения с не более чем полуминутным запозданием и раз в два дня приглашал меня на обед – и в этом был противоположностью Джереми. Я оправдывала себя тем, что это для меня хорошая практика – понежиться в любви и внимании Рида. Когда-нибудь потом я перенесла бы свое внимание на мужчину, который будет точь-в-точь таким, как он, только без золотого кольца.
Занимая место в группе по вторникам, Рид всегда протягивал мне руку. Мне случалось держаться в группе за разные руки: Патрис, Марти, Нэн, Эмили, Марни, Макса, Бабули Мэгги, Лорна и доктора Розена. Иногда эти руки поддерживали меня, а иногда моя рука служила якорем кому-нибудь другому. Но это другое. Когда я держалась за руку Рида, это ощущалось не как жест терапевтической поддержки, а как прелюдия.
Когда мы впервые взялись за руки в группе, Рори и Марти ахнули. Патрис расстроенно вздохнула. Карлос прошептал:
– Девочка, пожалуйста!
Доктор Розен устроил целое шоу из взгляда на наши руки вместе – пальцы как решетка между нашими телами, – но ничего не сказал. Когда я поймала этот взгляд, семя страха и фрустрации расцвело в протест.
– Каков ваш план, доктор Розен? – я подняла руку, по-прежнему переплетенную с рукой Рида.
– План? Я не Бог.
– А как же жена Рида? Неужели вам она безразлична?
– Она не моя пациентка. Моя пациентка – вы.
Он спросил меня, что я чувствую. Мой ответ всегда оставался прежним: стыд и голод. Доктор Розен спросил меня, чего я хочу.
– Рида! Я хочу Рида. Вы будете мне помогать? Я пришла сюда за помощью в отношениях…
– Я и помогаю вам.
– И все ваши терапевтические советы сводятся к этому – приходи сюда, прочувствуй чувства и рассказывай обо всем?
Пока я нападала на доктора Розена, Рид держал меня за руку, его большой палец рисовал круги у меня на ладони.
– Да.
Думал ли доктор Розен, что нам следует быть вместе? Совсем вместе? Я пристально смотрела на доктора Розена – на его немигающие глаза и прямую шею, на легкую сутулость плеч, на подошвы ботинок, твердо стоящие на полу. Когда он заглядывал в будущее, что он там видел для меня? Жизнь с Ридом и его дочерями? Жизнь с кем-то, похожим на Рида, но таким, которого я могла заполучить для себя целиком?
Патрис и Бабуля Мэгги умоляли меня положить этому конец. Лорн пересказывал мне историю Рене и Рида как нравоучительную басню. Макс продолжал говорить, что я должна отыграть до конца и таинственная алхимия продвинутой группы каким-то образом застрахует меня от полного уничтожения. Рори, Марти, Карлос и Полковник смотрели на доктора Розена, который непроницаемо улыбался и поднимал раскрытые ладони. Однажды утром во вторник, когда мы поднимались в лифте, Рори приглушенно сказала:
