– Ты такая красивая, – сказал он.
– Я так счастлив, – сказал он.
– Я люблю тебя, – сказала я, держа в ладонях его красивую голову.
Утром в понедельник я сидела в группе, гордо выпрямившись, позволяя летнему солнцу из восточного окна омывать мои руки светом. На лице сияла улыбка в миллион ватт.
– Я сказала ему, что люблю его.
– Он ответил тем же? – спросил Лорн.
– Не в стольких словах…
Брэд с Максом быстро переглянулись. Бабуля Мэгги резко заинтересовалась своими руками. Я отогнала мимолетную тревогу, погрузившись в свое тело. Я помнила наше «кожа к коже». Конечно же, это любовь.
* * *
В конце июля я поехала в Санкт-Петербург с Патрис и ее родителями – этот отпуск был запланирован до того, как я начала встречаться с Алексом. Наша съемная квартира недалеко от Невского проспекта была наполнена комарами, которые оставляли ярко-красные отметины на моих руках и ногах. Я тосковала вечерами по Алексу, глядя на луну и расчесывая волдыри. Днем бегала в интернет-кафе проверять электронную почту. Мой желудок скручивало узлом, от Алекса не было весточки – два дня, три, четыре. К тому времени я едва могла есть, настолько была расстроена. Почему он не пишет? Разве мы не привязаны друг к другу? Разве это не любовь?
– Он ушел! – плакалась я Патрис у Эрмитажа. Она обняла меня за плечи и велела наслаждаться видом: уличный артист с бумбоксом уговаривал медведя на цепи потанцевать под Girls Just Want to Have Fun Синди Лопер.
– Не могу. У меня болит живот. – Я наклонилась, чтобы почесать скопище укусов на щиколотке. – Ненавижу Россию, ее тупые соборы, комаров, пляшущих медведей!
Я расчесала щиколотки до крови. Кровь и чешуйки кожи смешались под моими ногтями. Патрис наглаживала мою спину круговыми движениями и предложила дольку темного шоколада. Я закрыла глаза и поняла, что тоскую по группе, где могла плакать, скрежетать зубами и изливать из себя все чувства.
* * *
– У меня было время подумать, пока ты была в России.
Мы с Алексом шли по Дирборн-стрит после благотворительного забега на пять километров в пользу общества Legal Aid Society. Мое тело вращалось в пространстве где-то между Россией и Чикаго, пульсируя сквозь смену часовых поясов, от которой я была будто хмельная.
– Дело в том, что я знаю, ты – не моя единственная, – он шагал по улице, не сбившись с шага и не глядя на меня.
Нет, нет, нет! Я выдохнула через нос, чтобы голос звучал ровно.
– О чем ты говоришь?
– Я просто знаю. Ты – не тот человек, с которым мне суждено быть.
Руки задрожали в душном августовском воздухе. Я ощутила во рту вкус банана, который съела после забега четыре квартала назад. Пот на шее сделался ледяным.
В вестибюле дома Алекс остановился у почтового ящика, в то время как я дрожала у лифтов, точно бродячая кошка. Неужели ему действительно так надо забрать счет по банковской карте и буклет продуктового магазина именно в этот момент?!
Когда двери лифта разъехались, я побрела внутрь, а он отступил на шаг назад, чтобы дождаться следующего.
* * *
Я принесла осколки всей посуды, которую разбила в тот вечер, в свою понедельничную группу и вывалила их в центр круга.
Кусочки керамического блюда для Дня благодарения, которое я купила в Wallgreen, бокалов из IKEA, светло-голубой вазы-фруктовницы из аутлета Tag, которую выбрала вместе с Карлосом. Я ссыпала их в двухслойную сумку для покупок из Macy’s, и она болталась у меня на локте, пока я преодолевала пешком 1,5 км, отделявших мой дом от кабинета доктора Розена. Зазубренный осколок суповой тарелки проткнул сумку и прорезал кожу на голени, когда я переходила Чикаго-авеню. Струйка крови потекла по ноге в черные туфли-балетки.
– Его больше нет, – сказала я группе, которая привела Алекса в мою жизнь. Теперь мне нужно было, чтобы они поймали меня, потому что я падала по-настоящему. – Я не «та самая единственная».
Слезы капали, тихие и нескончаемые. Патрис выбралась из кресла и заставила меня встать. Обвила руками.
– Мне так жаль!
Доктор Розен наклонился ко мне, словно раскрывал тайну.
– Мамэле, он просто испугался, когда ты уехала в Россию.
Нет, он ушел навсегда. Та бомба, которую я когда-то представляла под его гладкой кожей и красивыми ребрами, сдетонировала. И я разлетелась на кусочки.
– Разве вы не разочаровались во мне? Вы все думали, что Алекс – мой человек.
Я оглядела лица сидящих в кругу. Обеспокоенный взгляд Макса. Внимательные глаза Лорна и Брэда. Бабуля Мэгги, которая всегда показывала свое обручальное кольцо и называла «деткой», теперь с жалостью качающая головой. Патрис, которая в очередной раз тратила свое время в группе, утешая меня. И разумеется, доктор Розен, который по-прежнему верил в свою маленькую мамэле, несмотря на то что она перебила всю посуду (опять) и порезала ногу по пути в группу.
– Мы не можем знать, что это не так.
Доктор Розен, вы вечный оптимист – или законченный псих?
Когда я выходила из комнаты после сеанса, после молитвы и объятий, Лорн, Брэд и Макс пригласили меня позавтракать.
– Только ни в коем случае не тащи с собой эту безумную сумку с битой посудой, – предупредил Макс, и я оставила ее в групповой комнате. Я ела яичницу, а они пили кофе. Мы говорили гадости о гардеробе доктора Розена, строили домыслы о его браке со стильной миссис Розен, которую иногда видели в коридоре после сеансов по четвергам. Когда я уставилась в пустоту, думая об Алексе, о чили и латунной кровати, Лорн щелкнул пальцами у меня перед носом.
– Вернись, Кристи! Ешь свою яичницу. Расскажи нам, что ты думаешь о жене доктора Розена!
В десять я встала из-за стола.
– Через тридцать минут у меня конференц-колл, – сказала я, прихватывая с собой салфетку на случай, если разревусь по дороге на работу. Все трое встали, чтобы обнять меня. Лорн напомнил, что Алекс был «адски слащавым». Макс посоветовал заказать новую посуду через экспресс-доставку. Брэд, заплативший за мой завтрак, предложил проводить до офиса. Он нес мою рабочую сумку все шесть кварталов и на каждом светофоре уверял, что я снова найду любовь. Он не отходил от меня даже тогда, когда я в открытую разрыдалась на Ласаль-стрит.
На работе не было членов группы, некому было отвлекать или утешать меня, поэтому я плакала, не потрудившись запереть дверь. Коллега Радж несколько раз заглядывал, проверяя, продолжаю ли я хлюпать носом. Если продолжала, он закрывал дверь и принимался строить домыслы о сексуальной жизни партнеров, пока на моем лице не пробивалась улыбка. У меня под столом стоял маленький CD-плеер, который безостановочно проигрывал концерт Riverdance. Оплачиваемые часы шли, я сидела, слушая навязчивые кельтские мелодии, которые соответствовали моему настроению. Я прижала латунный кончик ножа для писем к подушечке указательного пальца. Кожа не лопнула, но укол боли успокоил меня. Я смогла бы прорезать кожу, если бы понадобилось.
