Переговоры шли напряженно с самого начала. Я предлагала Тоскану или Чинкве-Терре, а Джереми пожимал плечами и тяжко вздыхал.
– Мы могли бы выбрать Грецию, родину философии.
Снова пожатие плечами.
– Мы можем это обсудить?
– У тебя вся власть в этом вопросе, потому что деньги твои.
– Значит, выбирать тебе, – я всплеснула руками. Честно, мне было все равно, куда ехать, при условии, что мы сделаем это вместе.
После долгой паузы он сказал:
– Италия пойдет.
Обе группы и доктор Розен советовали фокусироваться на себе и планировать поездку, в которую хочется отправиться мне.
– Он либо поедет с вами, либо нет, – говорил доктор Розен.
Я отталкивала в сторону зарождавшийся страх. Я перла вперед, в лоб сопротивлению Джереми, потому что «молодая женщина одна в Италии» – это была не та история, которую я хотела прожить. Путешествия в одиночку не были одним из моих сердечных призваний.
* * *
Температура во Флоренции превышала тридцать градусов, и радио BBC сообщило о нескольких смертях, связанных с жарой. Мы с Джереми завтракали нежной яичницей-болтуньей, свежей клубникой и тостами с домашним апельсиновым вареньем на залитой солнцем террасе второго этажа в отеле Silla, передвинув стулья так, чтобы на них падала тень от кроны смоковницы. Я могла бы просидеть там весь день, глядя на реку Арно и слушая воркование горлиц, но предстояла велосипедная экскурсия, которая начиналась в десять. Накануне я ездила на автобусе в Сиену. Одна. Джереми не захотел печься на жаре.
– Ты не хочешь съездить со мной на велосипедную экскурсию? – спросила я самым жизнерадостным отпускным тоном, голосом сердца, не желавшего отпускать надежду.
– Поезжай сама. Я буду заниматься.
Он взял учебник по LSAT и любимую черную ручку. Недавно Джереми таки решил поступать в юридическую школу, что, безусловно, было позитивным шагом вперед, учитывая, как сильно он ненавидел работу. Но железобетонное расписание занятий, которое он для себя составил, не терпело вмешательства со стороны флорентийской природы, хотя до экзаменов еще много месяцев.
– Может, ты хотел бы заняться чем-нибудь другим? Я могла бы отменить экскурсию…
– Нет, поезжай. Мне нужно выполнить практический тест.
Готовя нас к поездке, доктор Розен советовал принять интроверсию Джереми. Перестать пытаться изменить его. Я понимала всю важность принятия, но, когда он второй раз подряд отказался ехать, захотелось опрокинуть стол и вышвырнуть его драгоценные учебники на мощеную улочку. Насколько плотно я способна утрамбовать свое желание, чтобы отказы Джереми перестали уязвлять меня? Как заставить себя хотеть меньшего от этого мужчины, который говорит, что любит меня, но при этом проявляет так мало стремления проводить со мной время?
Он щелкнул ручкой и начал набрасывать ответ на один из вопросов.
Я поцеловала его в макушку и, кипя негодованием, отбыла на экскурсию. Вот какая женщина станет платить за то, чтобы ее бойфренд приехал с ней в Италию и игнорировал ее?!
Сердце отбивало привычный ритм: одна, одна, одна.
Худощавая экспатка по имени Шерри с осанкой преподавателя йоги показала, какой велосипед предназначался для меня.
– А где ваш спутник?
– О, он… – как жена, покрывающая алкоголика-мужа, который не способен встать с постели, я солгала: —…неважно себя чувствует.
И свалила все на жару и последствия смены часовых поясов.
Остальные двенадцать человек из экскурсионной группы подходили парами. Молодожены, отцы с дочерями, университетские студенты – соседи по общежитию, супруги, праздновавшие тридцатилетие брака… Первую остановку мы сделали у старого каменного крестьянского дома, где загорелый смотритель предложил утренний перекус. Я сидела на старинной каменной скамье, жуя солоноватый сыр и маслянистые перепелиные яйца, в окружении незнакомых людей, которые фотографировали друг друга.
– Хотите сфотографироваться? – спросил меня отец из Сан-Диего. Я стерла пот со лба и встала под смоковницу, стараясь выглядеть естественно, хоть и не знала, куда деть руки. Сцепить перед собой? Упереть в бедра? Взяться за каменную стену?
Отец прошептал дочери:
– Это так смело – поехать одной в чужую страну!
О, поверь мне, приятель, я женщина очень разносторонняя, но в списке моих качеств «смелая» стоит далеко внизу – после отчаявшейся, глупой, одинокой, подавленной, печальной, потерянной, униженной и изголодавшейся.
Когда остальные велосипедисты под конец экскурсии направились обратно во Флоренцию, я оторвалась от них, крутя педали так быстро, что мышцы начало припекать. Вернув велосипед, я пошла было узенькими улочками обратно к отелю, но потом остановилась на полпути. К чему спешить? Джереми по мне не тоскует. И не факт, что вообще будет рад меня видеть. Я свернула в сторону от отеля, к туристическому району у Понте-Веккьо, где в лавках висели кожаные пояса, напоминая шматки мяса. На одной боковой улочке я заметила таксофон. И скармливала ему монету за монетой, пока не дозвонилась до Чикаго.
Автоответчик доктора Розена подключился после трех гудков. Услышав знакомое «би-ип», я выдохнула:
– Я только что ездила на велосипедную экскурсию, одна. Вчера ездила в Сиену, одна. Кажется, вы говорили, что сможете это исправить – что сможете починить меня!
Я рыдала в грязный итальянский таксофон, пока голос робота не прервал меня.
После всех сеансов терапии, которые я высидела. После предписаний, которые я с готовностью выполняла. После прочувствования своих чувств. Я оставалась все такая же, какая была: ужасно одинокая. Это ощущение должно было уменьшиться. Я думала, прогресс в терапии будет линией графика, стремящейся вверх и только вверх. Но, сидя в одиночестве во Флоренции, я ощущала то же безнадежное шевеление, которое ощущала в Чикаго до того, как начала ходить в группу. Если я до сих пор не изменилась, то когда? Может, для меня это и вовсе невозможно. Я любила своих товарищей по группам – и даже доктора Розена, – но они не могли поехать со мной в Италию. Доктор Розен был прав:
я ощутила вкус общества и братства, приходя в группу неделю за неделей, и теперь мое одиночество было темнее и опустошительнее, чем когда-либо прежде.
Когда я вернулась в номер, Джереми спал на постели, учебник домиком лежал у него на животе. Он улыбнулся, открыв глаза. Я легла рядом. Наши тела едва соприкасались. В молчании мы смотрели, как темнело за окном по мере того, как солнце закатывалось за Дуомо.
Тем вечером после ужина он выключил свет и лег на спину. Мы будем заниматься сексом? Я глубоко задышала и скомандовала своему телу не хотеть. Сложила желание в несколько раз, как крохотного журавлика-оригами, и убрала с глаз долой.
