Когда я задрала юбку, Хавьер отстранился и покачал головой.
– Рейс Конни вот-вот приземлится, – сказал он. Я уставилась на него, не моргая. – Я знаю, что ты сейчас думаешь. Но я не буду трахаться с тобой, потому что очень серьезно собираюсь строить отношения с Конни.
У меня упало сердце. В голове мелькнуло слово «дура». Когда через пару дней я вернулась в Чикаго, одногруппники указали мне на то, что Хавьер был недоступен и именно поэтому меня к нему потянуло.
В общем, он был помолвлен. Как и моя соседка по комнате Кэт, две школьные подруги и две кузины. Новая группа доктора Розена казалась спасательным канатом, за который, возможно, стоило ухватиться.
– Ладно, я согласна на вторую группу.
– Я рекомендую чисто женскую.
– Почему?
– Потому что это следующий этап для вас.
У меня задергался глаз.
Он предложил группу, которая встречалась в полдень по вторникам. Сто восемьдесят минут терапии за один день. Две поездки на метро между станциями «Вашингтон» и «Уобаш» по вторникам.
– Это безумие!
К тому же полуденная женская группа была той, в которую ходила Марни. Я напомнила ему, что мы подруги. У меня снова дернулся глаз.
– Там есть для вас социальные риски.
Я крепко зажмурилась и подумала о Бьянке и о том столе в столовой в пятом классе. С пятого класса я страшилась, что какая-нибудь девчачья группка ополчится на меня, и в результате съедала обеды, сидя в туалете на толчке.
Но, может быть, терпеть дружеские разборки лучше, чем умереть в одиночестве, нелюбимой и неприкасаемой, с сердцем гладким, как обсидиановый окатыш?
Я сказала «да».
Часть II
16
В тот первый вторник я была настроена задиристо. Я уже знала, что делать. Подсчитала минуты, которые провела на терапии за последние тринадцать месяцев: их было 5265. На сердце уже имелась пара насечек – хоть и неглубоких, но, тем не менее, все же бороздок – от уже проделанной работы.
Я вовсе не планировала рассказывать Клэр, которая не была потребителем услуг психиатрического здравоохранения, что дала согласие на две группы в один день, но все равно проговорилась. Это случилось однажды во второй половине дня, когда мы шли домой после лекции по семейному праву. Она помолчала, а потом улыбнулась так, словно гордилась мной.
– Непременно бери с собой перекусить по вторникам, потому что у тебя получается очень длинный день, Картошечка.
Она дала свой любимый свитер от Anthropologie, чтобы я надела его в свой первый день двойной терапии.
За полчаса перед вторым групповым сеансом я гордо вышла с лекции по уголовному процессу, готовая смешаться с новой группой, как яйцо с мукой. Я пришла на семь минут раньше времени, но все равно вдавила кнопку звонка групповой комнаты, несмотря на то что ее предназначением было сообщить доктору Розену, что опоздавший член группы просит его впустить. Угадай, кто это, Розен! Ну что, как я теперь тебе нравлюсь? Два раза за один день! Я заняла место в приемной, и вскоре ко мне присоединилась Эмили, знаменитость в Розен-мире, потому что ее отец, наркоман, сидевший на таблетках и живший в Канзасе, пришел в ярость, когда Эмили начала терапию, и принялся доставать доктора Розена и угрожать ему по почте и телефону. Эмили с Марни были близкими подругами, и пока мы болтали перед сеансом, я осознала, насколько странным было это ощущение – вторгнуться в «их» группу. Я отмахнулась от мимолетного страха и поприветствовала высокую женщину в соломенной шляпке.
– Я Мэри, – представилась та, занимая место рядом со мной. Я слышала о Мэри от Марни, но никак не могла вспомнить: то ли Марни ее любила, то ли ненавидела всеми фибрами души.
В полдень доктор Розен открыл дверь в приемную, одарив каждую улыбкой. Прежде чем мы расселись по креслам в групповой комнате, к нам присоединилась полная женщина по имени Зенья, с волосами цвета шелковицы и невероятно огромными карими глазами с постоянно удивленным выражением. Она сразила нас историей о мультиоргастическом уикенде – спасибо за него эротическому онлайн-сообществу для фанатов игры «Подземелья и драконы» – и упомянула подружку, которая жила в Хорватии и с которой она никогда не встречалась в реале.
Я провела в этой комнате больше пяти тысяч минут. Последние девяносто из них – ровно три часа назад. Все выглядело точно так же: вращающиеся кресла, книжный стеллаж, дешевые горизонтальные жалюзи и привядшая пасхальная лилия, задержавшаяся еще на один сезон. Однако обстановка казалась совершенно незнакомой. Как бывает во сне, когда ты в собственном доме, но это не совсем твой дом, потому что дверь не того цвета и этажей два вместо одного. На уровне энергии и частиц что-то было совершенно не так, как всегда.
Доктор Розен выглядел как недружелюбный незнакомец: губы сжаты в твердую линию, руки жесткие и неестественные. Между нами не проскользнуло ничего теплого или привычного, и сердце сжалось от ностальгии по вторничному утру.
Зенья сияла, рассказывая о своих отношениях с Гретой из Хорватии, и о сексе, которым часами наслаждались онлайн, и о том, как они собирают деньги, чтобы встретиться на каком-то съезде в Брюсселе. Она улыбалась мне каждые пару минут, что я восприняла как великодушное гостеприимство с ее стороны, а потом без перехода задала доктору Розену вопрос о том, как лечить одну из ее пациенток.
– Пациенток? – переспросила я вслух.
– Я врач-терапевт.
Доктор Розен ухмыльнулся. Этот засранец смеялся надо мной! О, посмотрите-ка все на ханжу-одиночку, сидящую рядом с успешной женщиной-врачом, которая предается виртуальному сексу с подругой! Я сузила глаза и нахмурилась, глядя на него; улыбка стала шире.
Я не рассчитывала, что он станет меня нянчить, но и не ожидала, что он будет восседать на троне и смеяться.
Мэри рассказала, что ее агрессивный брат – тот, который все детство грозился убить ее, – позвонил и потребовал денег. Реджина, массажист-терапевт в струящейся нейлоновой юбке, закутанная сразу в две черные шали, пришла на сеанс во время секс-монолога Зеньи. Она поведала Мэри сочувственным, приглушенным тоном, что, когда кузен-психотик пригрозил ей ножом, добилась для него через суд запрета на приближение.
Доктор Розен неверно понял мою историю. Ком страха в животе раздулся, когда до меня дошло, насколько это неподходящая группа. Мне хотелось схватить его за жесткий коричневый воротничок и напомнить: да, я страдала после Гавайев и боролась с расстройством пищевого поведения, но в моей жизни не было покушений на убийство. Я была перфекционисткой, фригидной и погранично асексуальной, но как он мог подумать, что мое место здесь?! Я была легковесной простушкой-пустышкой – вся такая «эгегей, как бы мне хотелось иметь бойфренда!» – абсурдной и незатейливой рядом с этими женщинами, более смелыми, интересными и добившимися большего, чем когда-либо удастся мне.
