Ни тоненькую, странно ссутулившуюся девушку возле елки.
Что-то подсказало мне, что не такой уж она была и незнакомой. Но рассмотреть подробнее я не успел.
— Вот это чудо, ты пришел! — На глаза мне легли чьи-то ладони, и теплое дыхание обдало щеку.
— А ты уже не ждала?
Я одним движением повернул Алину к себе и сгреб под бок, любуясь. Глаза сияли, на губах играла улыбка, а щеки украшал румянец.
— Я тебя всегда жду.
— Умница. — Не в силах удержаться, я незаметно погладил ещё плоский живот невесты. Уже месяц, как там рос мой малыш. Мы никому не рассказывали, но и самим до конца не верилось.
— Не устала? — шепнул на ухо.
— Мне здесь хорошо. Такие замечательные люди. Ты не говорил, что твой сосед депутат. Сам Николай Петрович Муратов! А его жена владелица банка.
— Обычные соседи.
— Конечно. Только я как золушка рядом с ними. Ни платья приличного, ни обуви. Все в Москве осталось.
— Можно было остаться дома. Мы ведь так и планировали.
— Это ты у нас домосед. А мне все здесь так нравится… Столько интересных людей. Настоящий сказочный Новый год.
— Это ты сказочная. — Мои губы коснулись ее лба.
— Лаевский, я у тебя не сказочная, а вполне реальная. И обычная. — Будто что-то потеряла, Алина принялась оглядываться по сторонам. Замерла лишь когда взгляд остановился на девушке возле ёлки. — А вот она сказочная. Я таких красавиц вживую никогда не видела. Ты знаком с дочкой Николая Петровича?
Словно у меня спросили, сколько километров от Земли до Солнца, я на миг опешил. Взгляд скользнул в сторону незнакомки. Прошелся по высокому лбу, чуть вздернутому носу, пухлых губах и изгибах… совсем не плоских, как мне показалось минуту назад. Скорее утонченных. Женственных. И будто что-то живое больно царапнуло за грудиной.
Только после того, как тряхнул головой, я смог ответить.
— Да. Уже лет… Восемь.
— Интересно, она хотя бы догадывается, какая удивительная? — Алина положила мне голову на плечо и вместе со мной стала разглядывать Леру.
— Почему тебя это вдруг заинтересовало?
— Никит, я конечно не юрист, а всего лишь переводчик. — Аккуратный указательный палец ткнулся мне в грудь. Как раз в солнечное сплетение. — Твоего аналитического мозга у меня нет, но глаза на месте. Все мужчины в зале едят ее взглядами. Мне кажется, даже собственный отец…
Между бровей Алины пролегла складка, а мне будто кто-то врезал по печени. Ногой.
— Алин, нет. Бред… — Я даже на миг не хотел пускать в голову мысль об интересе Николая Петровича к приемной дочери. Кровь стыла от одного лишь намека. — Он не родной. Леру удочерили в двенадцать лет. Но я не думаю, что Лера его интересует. У него хватает, кем и чем интересоваться.
— Ты так уверен? — Тревога во взгляде Алины сменилась настороженностью.
— Да. Абсолютно.
— Но…
— Никаких «но». — Я заставил невесту отвернуться от ёлки. — Закрыли тему. — И чтобы окончательно прекратить этот разговор, потянул ее к столу с закусками.
***
Как бы мне ни хотелось поскорее убраться, «пять минут» категорически не желали заканчиваться. Соскучившаяся по общению, Алина только и успевала заводить новых знакомых. Татьяна Егоровна и Николай Петрович по очереди устраивали мне допросы и требовали бывать дома чаще.
Музыканты играли все громче. А моя головная боль буравила мозг все яростнее.
Не знаю, сколько прошло времени после моего прихода. Явно больше положенного. Закуски в меня больше не вмещались. От мельтешения и вспышек фотокамер начали побаливать глаза.
Нужно было брать Алину под мышку и уводить. Камин, плед и тишина уже ждали. Но радость на лице невесты останавливала. Для нее этот незапланированный праздник оказался настоящим чудом. Глаза сверкали, улыбка не сходила с лица. Преступлением казалось вести ее сейчас в наш холодный неукрашенный дом.
Не мог я подойти и сказать: «Все!»
Мог лишь сам незаметно накинуть куртку и выйти подышать. В холод. В тишину.
***
Улица встретила влажностью и морозом, пробирающим до костей. Искушение вернуться в тепло появилось уже в первую минуту. Но я поднял шарф повыше и засунул руки в карманы куртки.
Назад пока было нельзя. Не в тот шум и гам.
Не думал никогда, что к тридцати превращусь в занудного старика, с трудом выдерживающего звездные вечеринки и готового променять праздничный стол на обычный бутерброд в тишине, перед камином.
Наверное, Алина была права — профессия все же наложила на меня свой отпечаток. Оставалось лишь догадываться, в какого мозгоклюя я превращусь к сорока, и сноба — к пятидесяти.
Впрочем, до этого еще нужно было дожить.
От последней мысли я усмехнулся, и взгляд невольно остановился на крыше собственного дома.
После гибели родителей, казалось, что никогда не смогу смотреть на него так спокойно. Взвою от тоски. А сейчас будто что-то внутри притупилось.
Дом стал просто домом. Местом, где когда-то мне было хорошо, куда постоянно возвращался, и где ждали самые близкие. Желание избавиться от него притихло. Осталось лишь понять, зачем содержать пустующий дом. Но некоторые вопросы я уже научился оставлять без ответов.
Возможно, это был бзик. Возможно — страх окончательно проститься с родителями. У психологов, наверняка, нашлась бы какая-нибудь стройная теория. Только мне пока было не до них.
Сейчас хотелось чувствовать, что дом рядом. Греться изнутри светлыми воспоминаниями, которых оказалось гораздо больше, чем я подозревал. Дышать. В одиночестве. И полной грудью.
Давненько у меня не возникало таких желаний. Москва с ее пробками и сумасшедшим графиком работы не способствовала. А здесь, в поселке, как прорвало.
От удовольствия даже глаза закрыл.
Позволил морозу забраться под шарф, сковать лицо и запорошить снежинками с головы до ног.
Вдохнул поглубже.
Выпустил ртом струйку пара.
Расслабился…
И вдруг неожиданно понял, что радуюсь покою не в одиночестве.
Возле вольера в пушистой меховой шапке и белом, сливающемся со снегом, пуховике сидела девушка. Сквозь прореху в сетке она чеса за ухом пса и что-то тихо ему приговаривала.
Из-за свиста ветра до меня почти ничего не долетало. Расслышать удалось лишь отдельные слова: «Почему», «Ждала», «Дура», «Теперь»… Но не залюбоваться было сложно.
В прошлый раз в мое отсутствие соседская девчонка превратилась в девушку. Нежную, робкую и губительно-сладкую. А за последние два года стала молодой женщиной.
Ума не приложу, как я не узнал ее в зале. Лера. Валерия. Будущий врач и талантливый художник, который променял свою страсть на свободу от ненавистного пианино.
