– Вы можете подождать здесь, – говорит монах Кариму. – А я провожу Веронику к владыке Артемию.
– Нет, так не нужно! – Вижу, что Карим нервничает все сильнее. – Давай сейчас зови старшего сюда.
Монах оглядывает Карима с заметной неприязнью, но молча кивает и уходит куда-то внутрь дома. А мы так и остаемся торчать у входа. Сквозь мокрые носки чувствую, что мраморный пол в вестибюле теплый – не иначе с подогревом.
Через пару минут угрюмый монах возвращается, а за ним идет высокий, худой, бледнолицый священник… Хотя почему я сразу решаю, что он – священник? Одежда на нем обычная, светская – серые брюки, черная водолазка. Но чем-то он похож на нашего отца Глеба – аккуратные усы и борода, длинные волосы, собранные назад… В третий раз за несколько минут я удостаиваюсь изумленного взгляда. Однако вошедший священник разглядывает меня дольше всех – так долго, что я успеваю как бы увидеть себя его глазами: взлохмаченные волосы, черно-синяя физиономия с распухшим носом, измызганная роба, болтающиеся на запястье наручники, грязные носки… Почему-то вспоминаю, как уставился на меня папаша Дэвида, когда мы заявились в ЦИТО после наших алтайских приключений и я была такой же грязной, драной и нечесаной…
– Господи, Вероника!.. – священник делает ко мне шаг, но останавливается. – Что же это? Кто вас так?.. И почему вы без обуви?..
– Слетели, – угрюмо говорю я.
– Уважаемый, – вступает в разговор Карим, – это вы – Артем?
– Да, – священник отлепляет от меня взгляд и переводит на Карима. – Я – Артемий.
– Мне сказали привезти эту девушку к вам. А потом увезти обратно. Вам надо понимать, уважаемый, что эта девушка – под следствием. Давай вы с ней говорите или что, я не знаю… А я буду в машине. – Карим бросает тревожный взгляд на иконы. – А потом вы мне ее приведете, и мы уедем. Так, уважаемый?
На несколько секунд Артемий задумывается, потом кивает Кариму:
– Так. Но наш разговор может занять несколько часов.
– Э, я понял, да…
Карим смотрит на меня с нескрываемой брезгливостью. Кажется, думает, что я – какая-нибудь девушка по вызову или что-то в этом роде… Ох, Ника, видно, никогда не избавиться тебе от клейма шалавы!..
– Не мое дело, уважаемый, – говорит Карим Артемию. – Мне сказали, я привез. Потом увезу обратно. Все. Давай, я пошел в машину…
Он резко поворачивается и уходит.
А я удивленно смотрю на Артемия – и что же это за разговор на несколько часов у нас тут намечается?..
– Идемте в мой кабинет, – говорит Артемий и открывает передо мной дверь.
Мы проходим еще одно роскошное помещение с шелковыми обоями, с огромным столом посередине, с золотым иконостасом в углу. Потом, миновав короткий коридор, входим в кабинет с дорогой мебелью, облепленной бронзовыми финтифлюшками. Один из углов здесь тоже занят иконами. А на стене висит большая картина – какой-то древний город, над которым возвышается не то белая крепость, не то огромный храм, и к храму тянутся цепочки людей, маленьких, как муравьи. А сзади на город наваливается зловещая черная туча.
Артемий показывает на кожаный диван под картиной:
– Садитесь, Вероника.
Диван кажется холодным, поэтому сажусь на краешек. Так и есть – холодный как лед. Боже, год жизни отдала бы сейчас за пять минут под горячим душем!
Артемий начинает расхаживать по кабинету. Даже не расхаживать, а метаться. Вижу, что он – весь на нервах. Останавливается передо мной, говорит быстро, отрывисто:
– Так, Вероника, прежде всего, скажите: в чем вы нуждаетесь прямо сейчас? Вы голодны?..
Голос у Артемия будто бы сдержанный, даже кроткий и в то же время – нетерпеливый, тревожный.
– Прямо сейчас я нуждаюсь в телефоне, – говорю я. – Меня арестовали вчера, и до сих пор в хосписе не знают, где я и что со мной. А там – люди, которые ждут моей помощи…
Прежде чем я заканчиваю фразу, Артемий протягивает мне телефон.
Набираю Дину, набираю хоспис – та же история: Дина не берет, а телефон хосписа занят.
– Вот и я целый день не могу дозвониться до отца Глеба, – говорит Артемий. – Уже бы и сам поехал к нему, да только отлучиться отсюда мне никак нельзя.
– А вы знакомы с отцом Глебом? – удивляюсь я.
– Знакомы, – кивает он, – и давно. Мы земляки.
– Вы хотели о чем-то говорить со мной…
– Да, это очень важно…
– Но только, – перебиваю я его, – боюсь, не смогу ни о чем говорить, пока мне не принесут какой-нибудь плед или одеяло.
– Да-да, – спохватывается он и кричит в сторону двери: – Ефрем!
Почти сразу на пороге возникает угрюмый монах, встречавший нас у входа. Неужели стоял за дверью?
– Принеси плед и горячего чаю для Вероники, – говорит ему Артемий.
Потом присаживается в кресло напротив меня – тоже на самый край, смотрит перед собой невидящим взглядом, думает о чем-то, через минуту вскакивает, говорит:
– Сейчас вернусь, – и выбегает из кабинета.
Сижу на ледяном диване, обхватив себя за плечи, и всей своей мерзнущей гусиной кожей чувствую нервное напряжение, царящее в этой нелепо роскошной «резиденции». Кажется, оно острыми шипами торчит изо всех стен, электричеством трещит в воздухе… Хотя вообще-то воздух здесь пахнет пряно и приторно – так же, как в церкви у отца Глеба.
Артемий и Ефрем возвращаются вместе. В руках у Артемия синий шерстяной плед, а Ефрем несет поднос с дымящейся чашкой чая и тарелкой с сухарями, ставит поднос на маленький столик рядом с диваном. Артемий протягивает мне плед, и я поскорее закутываюсь в него. Ефрем исчезает, а Артемий опять встает передо мной.
– Вероника, я вызвал вас сюда… – он осекается. – Вас привезли сюда… В общем, вы здесь, потому что о вас мне рассказал доктор Зорин.
– Что?! – я вскакиваю, едва не опрокинув столик с подносом.
– Да-да, Зорин… – Артемий смотрит удивленно, ему непонятно, чего я так всполошилась.
А мне вдруг хочется бежать отсюда – куда угодно, хоть в машину к ваххабиту: «Везите обратно в тюрьму!» Хотя глупо, конечно. Тьфу ты, совсем я распсиховалась! Но что-то есть в глазах этого Артемия недоброе, даже пугающее. Не втянули бы меня во что-то еще худшее! Что им наболтал обо мне Зорин? Как они смогли найти меня и вытащить из СНК?..
– Послушайте… – Я не знаю, как к нему обратиться – отец Артемий? Просто Артемий? – Послушайте, Артемий… Объясните толком: откуда вы знаете Зорина? Что он обо мне говорил?..
– Три дня назад Святейший Владыка приезжал к вам в хоспис, служил в вашем храме. Я тоже был там. – Артемий говорит быстро, напористо. – Я слышал, что Зорин – очень хороший анестезиолог, поэтому воспользовался случаем, чтобы познакомиться с ним… Зачем?.. Послушайте, Вероника, то, что я скажу, должно остаться между нами. У Святейшего – тяжелый недуг. С болью, которую он вызывает, уже никто не может справиться. Беда в том, что применять сильные наркотики нельзя. От них Владыка придет в такое состояние, что не сможет служить. Но и боль уже не дает ему служить. А сейчас, – он на секунду умолкает и снова пристально смотрит на меня, – сейчас ситуация такова, что Владыка не может не служить. По крайней мере, до тех пор, пока не пройдет пасхальная служба… Ну так вот, доктор Зорин уверял меня, что сможет подобрать для Святейшего препараты, которые и боль достаточно уменьшат, и сознание не затуманят. Сегодня Его Святейшеству стало настолько плохо, что я позвонил Зорину… – Артемий опять начинает шагать по кабинету. – Вероника, еще раз повторю: состояние Святейшего Владыки – тайна, о которой может знать только его ближайшее окружение, иначе – беда…
