– А попроси своего бога, чтобы он мне помог?
В темноте она коснулась его руки – той, что так и застыла у лба в незаконченном крестном знамении. Ее пальцы были холодными и немного шершавыми – и ему, наконец, удалось представить Настю в обличье зверя. Нет, не всю. Только желтые, больные глаза и испачканную могильной землей переднюю лапу с обломанными когтями. Зверь был ранен и как будто молил его о пощаде…
Он отдернул руку – и страх вдруг прошел. Осталось только тоскливое понимание, что как раньше уже не будет, и что они больше не брат и сестра, и что он волен прямо сейчас уйти, и эта ведьма ему ничего за это не сделает.
– Хорошо, я за тебя буду молиться, – сказал Прошка, хотя и знал, что не будет: молиться за ведьму – грех, за который попадешь в ад. – Пора мне. Дома заметят, что меня нет.
– Погоди, – шепнула Настя. – Сюда идут.
Босой человек и маленький зверь шагали по песку тихо, но Настя все равно слышала. Еще до того, как они подошли, по их запаху она поняла, что лодка принадлежит им: здесь тоже пахло несвежими тряпками нищего и мочой обезьяны… Она увидела в темноте – в том сером мареве, что еще недавно было для нее темнотой, теперь же стало доступно глазу, – как Прошка упрямо уперся руками в днище, собираясь приподнять свой край лодки. Он не успел. На опрокинутую лодку сначала запрыгнула обезьянка, потом уселся, вдавив борта в песок, человек. Задорно брякнула металлом по дереву миска для подаяний – прямо над Настиной головой.
– Ешь, девочка, – сказал по-китайски нищий.
Обезьянка громко зачавкала, и Настя уловила запах перезрелого яблока, и даже плодовой гнильцы на его подбитом боку. В последние пару дней все запахи настолько усилились, что это стало мучительно. И слух обострился…
Она замерла, почуяв, как приближается к лодке еще один человек. Охотничье ружье побрякивало у него на боку в такт шагам. Она узнала его по запаху. От человека пахло вчерашней недопереваренной рисовой водкой, и кровью убитых зверей, и впитавшимся в бороду табаком, и впитавшимся в полы ватника порохом, и едким, трехдневным потом, и немытыми волосами, и Прошкой, потому что Прошка был его сыном. От человека пахло охотником, а значит, врагом. И в то же время от него пахло не чужаком, а своим: родным по крови и поту. До этой минуты Настя считала, что Прошкин запах кажется ей родным, потому что она с ним побраталась, смешала кровь и слюну. Теперь она поняла, что дело не в ритуале, что братом и сестрой они были и раньше, были всегда. Что крови Ермила в этом мальчике, сидящем рядом с ней в темноте, ровно столько же, сколько и в ней. Вот только этому мальчику Ермил захотел стать отцом, а ей – нет. Она была бракованным детенышем в его выводке, прижитым от чужой самки, отвергнутым…
– Веди меня к брату, Гуань Фу, – тяжело произнес Ермил, и Настя увидела, как в панике сжался Прошка, услышав голос отца.
– Не поведу, – ответил нищий. – Ты дал слово Братству Камышовых Котов и его не сдержал.
– Сдержал! Я провел ваших людей к лисьему золоту через лес! Я краснопузым зубы заговаривал всю дорогу!
– И где наши люди, охотник? Мертвы. Вернулся один – он золота не принес, зато от страха обгадился. Атаман в большом гневе.
– Вот с них пусть и спрашивает твой атаман, с мертвецов да обгаженных! – Ермил в сердцах стукнул дулом ружья о лодку над Настиной головой.
– Не пугай мою обезьянку, охотник, – спокойно произнес нищий.
– Мое дело было – «котов» ваших не замечать, – процедил Ермил. – На след их поставить! Я свое дело сделал. А что чекист этот, Шутов, их всех зарыл – не моя печаль.
– Шутов, – вдумчиво повторил Гуань Фу, будто пробуя слово на вкус, как дольку подгнившего яблока. – Где лисье золото? У него?
– Шутов в сейфе его хранит. В помещении Русско-Азиатского банка. Веди меня к брату.
– Сначала золото. Потом брат.
– Мне что же, сейф ломануть?! – взвыл Ермил. – Я охотник, а не бандит!
– Ой ли? – мягко уточнил Гуань Фу.
От Ермила вдруг запахло по-новому – гневом и яростью. Как от хищника, приготовившегося напасть. Спустя секунду Настя услышала, как Ермил снял ружье с предохранителя. Она ожидала, что от нищего теперь изойдет кислый кроличий запах страха, но этого не случилось. Он, похоже, тоже был хищником – хладнокровным, как бамбуковая гадюка.
– Для чего это, охотник? – скучным голосом спросил нищий. – Ты не выстрелишь в связного Камышовых Котов.
– Ты прав, «кот»! Но я выстрелю в эту мартышку, если ты не отведешь меня к брату!
Обезьянка тревожно заклекотала и просеменила по днищу лодки к корме. Насте вдруг показалось, что Ермил говорит нарочито громко, ненатурально. Будто рассчитывает, что его услышит кто-то еще, кроме нищего. Она закрыла глаза и принюхалась: с дальнего конца пристани, из-за груды бочек и мотков просмоленных канатов, плыл над берегом едва уловимый, знакомый запах того, кто ей не был родным по крови, но кого она в фантазиях называла отцом.
– Не смей трогать мою девочку, – угрожающе процедил Гуань Фу.
– Сделай вид, что испугался угрозы, – зашептал Ермил торопливо. – И веди меня к брату. Этот Шутов – он сейчас здесь, в засаде. С ним один рядовой. Они нам сядут на хвост. Как до места доберемся, они чуть выждут, а потом потребуют, чтоб вы выдали им Андрона, таков наш с Шутовым уговор. Из оружия у Шутова револьвер «смит-вессон» и «вальтер», но он больше на корочку свою полагается – привык, гнида, что против смершевца никто не попрет. Рядовой, шестерка его, с автоматом – но он бестолочь, стрелять не умеет. Приведем их к твоим – и возьмете чекиста тепленьким. Но учти – стреляет он хорошо. Так что нужно, чтоб его встретили ваши самые лучшие «котики». Сами с ним разбирайтесь, срывайте ногти или что там вы делаете, пусть скажет вам код от сейфа, потом обоих их прикопаете. Мне за это вернете Андрона.
– Интересный ты человек, охотник Ермил, – бесцветно произнес Гуань Фу. – Значит, нас обещал сдать чекисту, чекиста обещаешь сдать нам… А твой бог тебя за двойное предательство не накажет?
– Пусть наказывает. Я за брата и в ад готов.
– Ты, охотник, за дурака меня держишь? Легкий способ придумал избавиться от всех разом – и от смершевца, и от Братства? Мы Андрона тебе, значит, вернем, чекиста твоего прикопаем, а потом краснопузые и чекистские крысы, дружки его, набегут и нас прикопают. Ай ловко.
– Не прикопают вас. Краснопузые про наш с Шутовым уговор ничего не знают, куда он делся – ни сном ни духом. Банк никто не охраняет. Будет шифр от сейфа – я вам вынесу золото. Мне оно не надо – только брата отдайте. Крысы смершевские, говорят, сегодня прибудут. Сам подумай, «кот»: они явились – Шутова в городе нет, а в сейфе золота нет, а шифр от сейфа знал только он. На него и подумают: значит, взял и сбежал.
– А еще говоришь, что ты не бандит… – Гуань Фу помолчал. – Хорошо. Иди за мной. Поможешь нашим взять Шутова – я попрошу за вас с братом. Не обещаю ничего, только попрошу атамана. Решает он, а не я.
