– Вдруг засада? – неуверенно предположил тот, который закрывался от грома.
– Да какая засада! Ураганом свалило, – расслабленно сказал старшина.
Рядовые оставили Бойко на заднем сиденье и пошли оттаскивать дерево. Это шанс. Да, шанс. Старшину можно спровоцировать очень просто – попыткой к бегству. В худшем случае – и в наиболее вероятном – его сразу пристрелят. В лучшем случае удастся сбежать. Он ничего не теряет.
Майор Бойко ледяными, скрюченными пальцами связанных рук рванул дверь и вывалился из джипа в ливень и грязь. Крича и скалясь, поднялся на четвереньки и пополз по грязи: пробитые пулями ноги почти не слушались. Нет, ему не уйти живым. Он услышал выстрелы и подумал – его убили. Но упал почему-то не он, а тот рядовой, что боялся грома, а следом другой, а простреленное в нескольких местах лобовое стекло джипа «виллис» растрескалось и стало похоже на покрытую кровавыми брызгами паутину, через которую мертвыми глазами смотрели на дождь старшина и водитель.
Потом все стихо, и, стоя на четвереньках, майор Бойко медленно поднял голову. Их было двое. Бандюган в обвисшем пиджаке и сдвинутой набок кепке, он держал пистолет рукой в железной перчатке, и высокий седой господин в дорогом, но грязном костюме, он выглядел явно разочарованным.
– Это не Кронин, – сказал седой, брезгливо глядя на Бойко. – Он нам не нужен.
– Пристрелить его, начальник? – бандюган равнодушным, механическим жестом вскинул пистолет и уткнулся дулом майору в лоб.
– Нет! Не надо! – визгливо, не узнавая собственный голос, вскрикнул майор. – Я нужен! Я знаю, где Кронин!
– Я вынужден извиниться за те условия, в которых проходит наша беседа, – произнес Аристов. – Я уважаю хищников. Вы, майор, мелкий хищник…
Боль в простреленных ногах была нестерпимой; Бойко на секунду согнул колени, но тут же выпрямил, захрипев: веревка еще сильнее сдавила горло. Майор стоял на капоте джипа с петлей на шее и, вцепившись в эту петлю обеими руками, балансировал на цыпочках искалеченных ног. Другой конец веревки крепился к толстому суку нависавшего над «виллисом» дерева.
– …к сожалению, вас занесло в такое место, где выясняют отношения более крупные и страшные звери.
Он просил без пыток. Он очень просил без пыток. В пытках не было ни малейшей необходимости: он же сам готов был все рассказать! Но полковник сказал, что Бойко ведет себя как ребенок, который хочет показывать доктору воспаленное горло без ложечки. Только «с ложечкой» все равно получится лучше: глубже заглянем.
Когда Бойко рассказал, что Кронин выдает себя за капитана СМЕРШ Шутова, полковник начал смеяться.
– Гениально!.. – задыхаясь, повторял он сквозь смех. – Макс… мой мальчик… он просто неподражаем!..
Отсмеявшись, он приказал бандюгану выволочь трупы и вымыть сиденья, сам же вытащил из «виллиса» залитый кровью старшины чемодан, водрузил на капот у ног Бойко и открыл крышку:
– Лисье золото. Смело, майор… и глупо. С древними заклятьями столько, знаете ли, мороки… Это золото проклято. Вам никто не сказал?
– Мне сказал китаец… по имени Лама… Только я материалист… – прохрипел Бойко. – Не верю ни в заклятия… ни в бога… ни в волшебные… эликсиры…
– Ну, про Бога сейчас не будем, а про эликсиры хотелось бы услышать подробней.
– Я взял золото… из сейфа… Лама взял пузырек… с какой-то китайской дрянью… Он сказал, она оживляет мертвых… Дурацкая сказка…
Полковник Аристов помолчал, задумчиво поглаживая пальцем золотую фигурку лисицы с тремя хвостами, лежавшую в чемодане. Потом сказал рассеянно, явно думая о чем-то своем:
– Значит, ты так и не понял, майор, что сам теперь в этой сказке…
– Я оттер машину, начальник, – сообщил бандюган и плюхнулся на водительское сиденье. Полковник Аристов задумчиво устроился рядом на пассажирском.
– Нас, кажется, обманули, Пика, – сказал он, глядя через кровавую паутину лобового стекла на сипящего, балансирующего на капоте майора. – Нам хотели втюхать гнилой товар. Мертвую воду вместо живой. Они думали сыграть меня втемную.
– Я не понял, начальник, – ответил Пика.
– Тебе и не надо. Дай задний ход.
«Виллис» сдал назад, и майор повис и затрепыхался в петле, как пойманный на блесну окунь. Окровавленные, разодранные его галифе потемнели в паху, и на землю упало несколько мутных капель. Наконец он застыл, как будто по команде «равняйсь!» – руки по швам, с вывернутой вбок головой.
Нарисованными, в полопавшихся сосудах, глазами он смотрел на Олежку Деева. Тот махал ему рукой и смеялся, и Бойко понял, что Олежка на него зла не держит, да и сам он уже не помнит, что между ними было за зло.
– На этом месте будет адамов корень, – сказал полковник. – Он вырастает из семени повешенного мужчины.
– Я не понял, начальник.
– Неважно. Обрежь веревку.
Пика выпрыгнул из джипа, ловко, по-обезьяньи, вскарабкался по ветвям и полоснул навахой веревку. Тело грохнулось оземь, разбрызгав грязь.
Полковник Аристов не спеша подошел к майору, наклонился и сунул медную монету в его посиневший рот, протолкнув ее между нижней губой и распухшим, прикушенным языком.
Глава 6
Она перестала приходить в лазарет, а потом и вовсе заперлась дома. На два засова.
Но она не все время была одна. Заходил отец, копался в хламе на чердаке и что-то искал. Один раз заглянула мать: хотела зашить Месье Мишеля. В ее распухших, фиолетовых пальцах была иголка с коричневой ниткой.
– Ты знаешь, мама, – сказала Глаша, – наше с тобой проклятье – не сумасшествие. Мы с тобою не бесноватые. Мы видим мертвых. Такое у нас проклятье.
Мать зашипела, вывалив изо рта раздутый язык, и исчезла.
Еще приходили какие-то китайцы в старинных, полуистлевших нарядах. Она их не знала. Они указывали на нее пальцем и курлыкали, как голуби:
– Гуй, гуй, гуй!
И кланялись, кланялись…
В один из дней – она потеряла счет дням – пришел Пашка. Она его не пустила.
– Я не открою засовы! – крикнула через дверь. – Иначе как же я отличу живых от мертвых?
– Глаша… Глашенька!.. Что такое ты говоришь?!
– Все очень просто. Живые ко мне не могут зайти. И если кто в доме, я точно знаю, что это мертвый.
Он вышиб дверь и вошел, а она стала визжать:
– Мертвый! Мертвый! Паша, ты умер!
Он прижимал ее к себе и шептал:
– Глаша, милая, я с тобой… Я помогу тебе… Я тебя не оставлю…
