– Кто утащил?
Предчувствуя ответ, мужики принялись суетливо креститься.
– Тварь адская, богопроти-и-ивная! – на одной невыносимо высокой ноте проголосила Марфа. – Я видела! Ви-и-и-дела! Догнать не смогла! Ухватила только за космы-ы!
Продолжая подвывать, она раскрыла перепачканную в тесте ладонь и показала измазанный кровью клок серой звериной шерсти, спутанной с русыми, человечьими волосами. Мужики отшатнулись.
– Помоги Господи! – проблеял староста Капитоныч.
Ермил отвернулся, согнулся пополам и исторг из себя душившее его мясо и самогон.
– А ты лицо его видела? – спросила вдруг Танька. – Лицо оборотня?
Подвывая все громче, Марфа мотнула отрицательно головой.
– А я лицо видела, – глухо сказала Танька. – Это Андрон пришел с того света. Он теперь не такой, как раньше. На четвереньках. Косматый…
– Ты что несешь, сука?!
Ермил сдернул Таньку с сеновала, замахнулся, чтобы ударить, но вдруг передумал. Отшвырнул ее наземь, к мертвой свинье:
– Андрона убили. Нож в спину воткнули. Особист это видел. Ныне мой брат у Бога. А ты, проблядовка, подстилка армейская, не смей своим грязным ртом марать его имя!
– Помстилось ей, дуре, ибо живет во грехе, – со знанием дела покивал Капитоныч.
Танька тихо скулила, прижавшись животом к свиной туше.
– Охоту хотели? – Ермил обвел присутствующих бешеным взглядом. – Так я возглавлю охоту. За сына моего всех тварей до одной перебью.
Глава 10
Маньчжурия. Харбин. Сентябрь 1945 г.
Умирая, вы о нас забы-ы-ы-ли-и-и… Перед смертью попрощаться не могли-и-и…
Из-за двери аристовского номера доносился голос Вертинского – ненавистный, комариный, жеманный, путающийся в патефонном треске, как в паутине.
Го-осподи, хотя бы позвони-и-или!.. Просто к телефо-ону подошли-и-и…
«В последний раз», – подумал Силовьев. Он слышит этот голос в последний раз. Еще немного, и он с наслаждением сломает эту пластинку – после того, как сломает ее владельца.
А потом он возьмет и Кронина. Сам возьмет, лично. И – в Москву. В Москву, в Москву, а там – повышение, личный кабинет на Лубянке. Он возьмет, пожалуй, тот, что занимал Аристов: и привык уже, и вид на город хороший. Лейтенантика этого, Базанова, с собой в Москву заберет – чтобы был при нем сразу преданный, благодарный, порядочный человек.
Мы придем на ва-а-шу панихи-и-иду…
Шестеро «волкодавов» с ППШ на изготовку заняли позиции в коридоре. Силовьев сделал им знак. Двое резко выбили дверь, и все шестеро тут же влетели в номер. Майор вздохнул с облегчением. Больше всего его беспокоило, как бы полковник не заметил подтертые на полу руны, – но ни один из группы не оступился на пороге. Силовьев кивнул лейтенанту Базанову, и они шагнули за «волкодавами» следом.
И, поко-о-орно проглотив оби-и-иду, мы с соба-а-акой затаи-и-им печа-а-аль…
Полковник Аристов, в распахнутом банном халате, сидел в дубовом кресле, по обыкновению своему закинув ноги на конторский стол, и рассматривал старинную карту. Ворвавшиеся в номер и окружившие его «волкодавы» большого впечатления на полковника, судя по всему, не произвели.
– Полковник Аристов, вы арестованы! – срывающимся от возбуждения голосом произнес Силовьев. Он ждал этого момента так долго.
Лицо полковника оставалось непроницаемым – он по-прежнему сидел, уставившись в карту. Лейтенант Базанов растерянно переступил с ноги на ногу. Силовьев почувствовал, как возбуждение сменяется бешенством. Нет, он никому не позволит испортить такой момент.
– Взять, – коротко скомандовал майор «волкодавам».
Они рванули к креслу – но тут же дружно рухнули на колени, побросали оружие и раззявили кривящиеся рты, как будто на всех шестерых вдруг напала мучительная зевота.
Лейтенант Базанов удержался на ногах, но лицо его тоже перекосилось, а нижняя челюсть отвисла и мелко подрагивала в непродуктивном, сухом рвотном спазме; ниточка слюны стекала за воротник гимнастерки.
А потом они стали петь. Заунывным, гундосым хором подпевали Вертинскому. Все, кроме Силовьева.
– Вы не бо-о-ойтесь, пес не бу-у-удет пла-акать…
– Хитрая ты вражина, Глеб Арнольдович, – Силовьев навел пистолет на полковника. – Только меня твои штучки теперь не берут. Потому что вот!
– …А тихо-о-о-нечко оше-эйником звеня…
Продолжая целиться в Аристова, майор поднял левую руку. На запястье его болтался браслет-оберег.
…Так бывает. Ты трудишься над оберегом без малого год. Собираешь воедино все то, что однажды сделает тебя неуязвимым. На браслете твоем – оборонные знаки, выжженные на маленьких круглых дощечках, и «куриные боги», исписанные иероглифами и рунами, и верхние клыки течной волчицы, и когти ранненого в живот тигра, и перья белой голубки, заклеванной сизыми голубями. На браслете твоем – перевязанный сизой нитью белоснежный клочок волос могущественного хозяина.
А он даже не смотрит. Твой хозяин не смотрит ни на тебя, ни на твой браслет. А они все поют. Про какого-то пса, который не будет плакать, идя за гробом.
И ты кричишь, потрясая в воздухе рукой с оберегом:
– Думал, я необучаем, да, Глеб Арнольдыч? А вот кое-чему я все же у тебя научился!
И тогда, и только тогда ты вдруг понимаешь: перед тобой не хозяин. Между полами распахнутого халата – чужая кожа. И на ней нет шрама в форме иероглифа «ван». Зато есть купола церквей, черепа и ангелы…
Так бывает. Человек перед тобой расплывается – и снова складывается в кого-то другого. И ты видишь, что в дубовом кресле сидит вор по имени Пика. И ты слышишь сзади сухой хлопок и голос хозяина:
– Ничему ты не научился, Силовьев. Так дураком и помрешь.
Тебе больно, тебе так больно от этих слов, что во рту ты ощущаешь железный привкус.
Он пойдет за вашим гро-о-обом в слякоть…
Так бывает. Ты роняешь пистолет и падаешь на колени, и ты смотришь на расползающееся по животу алое пятно, и не понимаешь, как слова могли ранить тебя до крови. И тогда из-за твоей спины выходит хозяин. У него в руке «браунинг». Он отбрасывает использованный глушитель. И, захлебываясь кровью, ты поешь вместе с остальными:
– Не за мной, а впереди-и-и-и…
Не за мной, а впереди-и-и… Не за мной, а впереди-и-и…
– А ведь я до последнего в тебя верил, Силовьев. Что проявятся хотя бы зачатки вдохновения и фантазии. Ведь предать меня тоже можно изобретательно, с огоньком. Ну хоть немного импровизации!.. Нет, ты тупо пришел меня брать по приказу Москвы. Не дождался даже, пока я разыщу Кронина, не говоря уже про даоса и воинов… Это что у тебя за цацка? – брезгливо сощурившись, полковник пригляделся к браслету.
