– Она сказала, что Посвященные не будут с тобой говорить, – перевела Лиза Юнгеру.
– Тогда скажи ей…
– Ты можешь сказать ей сам. Посвященные знают все языки.
– Тогда слушай внимательно, лисичка-сестричка. – Барон фон Юнгер вынул из кармана пузырек, демонстративно повертел в пальцах, и в венозном его содержимом, плескавшемся по ту сторону треугольных хрустальных граней, отразилось блеклое рассветное небо. – Вы все будете со мной говорить, и немедленно. Потому что у меня есть то, что вам нужно.
Юнгер прямо взглянул своими бледными северными глазами в подведенные лиловым, раскосые глаза младшей старейшины. Идиот. Его ведь предупреждали. Говорить почтительно. Смотреть в землю.
Нуо по-прежнему казалась невозмутимой, но прорези ее глаз стали такими узкими, что почти слились с нарисованными лиловыми стрелками, а угольки, мерцавшие в темных щелках, раскалились почти до треска. Нуо сейчас убьет его, подумала Лиза. Одно движение – и она перегрызет ему глотку.
– Я прошу прощения у младшей из сестер за грубые слова гостя, – Лиза склонила голову еще ниже. – И все же я умоляю старейшин поговорить с ним. Его зовут Антон фон Юнгер, и он действительно обладает тем…
– Я вижу, – равнодушно перебила Нуо. – Он обладает тем, что украдено из Святилища Посвященных. Я вижу в его руках эликсир чан-шэн-яо, который мы веками собирали по капле. Еще я вижу, что он не проявляет почтения. Зачем мне с ним разговаривать? – Нуо вдруг резко вынула из волос гребень, метнулась к Юнгеру и вонзила острые костяные зубцы ему в шею; все вместе заняло не больше секунды. – Я просто заберу у грубого гостя то, что принадлежит моей Стае. А гость пусть сдохнет.
Барон фон Юнгер опустился на колени рядом с Нуо, хрипя и перхая. Она наклонилась, забрала из его руки пузырек с чан-шэн-яо, потом выдернула гребень из раны, и барон повалился на бок.
Из дырочек в шее Юнгера ритмично выхлестывали три тонкие струйки крови. Три дырочки. Три острых зубца на костяном гребне; четвертый отломан. У каждой старейшины был такой гребень с отломанным четвертым зубцом, чтобы они всегда помнили: их было четыре сестры, четвертая изгнана за предательство, но трех старейшин достаточно, чтобы управлять Стаей.
Нуо собрала свои длинные волосы в узел и опять заколола. Трех острых зубцов достаточно, чтобы держалась прическа. И чтобы убить человека.
Антон Юнгер лежал на боку, то подтягивая к животу ноги, то распрямляя. Он как будто бы прилег отдохнуть и искал удобную позу, и лицо его с неплотно сомкнутыми веками казалось мечтательным, а раскрытый рот застыл как будто в сонной зевоте. Кровь, которой он беззвучно захлебывался и обильно поливал землю у входа в Грот Посвященных, эта кровь обещала, что сон его будет глубоким и беспробудным. И что дух сейчас покинет это ищущее подходящую позу для смерти тело. Неизбежно покинет – если кто-то не явит чудо.
Лиза встала на четвереньки рядом с бароном и коснулась губами его синеющих запекшихся губ.
– Настоящая дочь своей матери, – нарисованная лиловая бровь Нуо презрительно дрогнула. – Вы умеете влюбляться в ничтожеств.
Лиза молча целовала барона Юнгера, прижимаясь ртом к его языку, небу, деснам, – до тех пор, пока не отдала ему полностью ту каплю чан-шэн-яо, что размазала по своим губам по дороге сюда. Когда раны на шее Юнгера затянулись, а дыхание выровнялось, поднялась и с отвращением вытерла рот.
– Младшая из сестер права: он ничтожество, – она склонила голову в почтительном кивке. – Но его нельзя убивать. Он владеет тем, что поможет не только моей семье, но и всей Стае. Я нижайше прошу проводить нас к старейшинам. Речь идет о продолжении рода.
– Произведенная в моей лаборатории вакцина творит чудеса, – в голосе Юнгера все еще слышалась хрипотца.
Барон покосился на трех сестер исподволь, не поднимая застывшую в вежливом кивке голову. Боль в горле уже прошла, но гнилостный смрад, клубившийся над гадючьими кольцами нездешней черной реки, тот вязкий туман, которого он наглотался на той стороне, по-прежнему ощущался в носу и легких; его не могли перебить даже курившиеся в гроте палочки-благовония. Раз этим тварям так важны церемонии – что ж, Юнгер готов немного с ними поцеремониться: опять оказаться на берегу той реки не хотелось.
Они сидели на круглых серых камнях, такие же древние и такие же гладкие, как эти серые валуны, бесстыдно нагие, раздвинув тонкие, поросшие рыжеватым пушком девчоночьи ноги и опустив их по щиколотку в теплую воду. Их белые лица оставались непроницаемыми застывшими масками за завесой густого пара. Вместе с вплетавшимися в него струйками благовонного дыма пар медленно поднимался над горячим источником к сводам грота. Старейшины молча болтали босыми ногами в воде. Барон поспешно опустил глаза, чтобы не встретиться с ними взглядом.
А он недооценил их, цепных зверушек мастера Чжао. Судил по той, что была у них в «Отряде-512». По экземпляру номер восемьдесят четыре. Та отличалась потрясающе крепким здоровьем – ни разу не кашлянула, даже когда ей ввели чумную бациллу, – и недюжинной физической силой, но в плане ментальном, волевом была достаточно слабой. Когда ее поймали в лесу, она голыми руками убила двух японских солдат, но воле Юнгера, гипнотической силе менталиста, подчинилась безоговорочно, сразу. Сдалась им в плен. И дальше, в лаборатории, восемьдесят четвертая оставалась и остается кроткой и смирной. Исправно отдает свою кровь для экспериментов… Наверняка она в их стае какая-то гамма. Эти три так называемые «старейшины» – альфы. В ментальном смысле они оказались даже сильнее, чем Лама, а ведь Лама та еще тварь – жестокий зверь, хладнокровный убийца, но Юнгер сделал его верным слугой… А с этой троицей его талант менталиста-гипнотизера дал сбой. Даже младшая ему не подчинилась. Но говорит ли это о том, что в ментальном плане они выше его, барона? Конечно, нет. Они все равно по сути хищные твари, примитивные звери, и в наготе своей бесстыдны вполне по-звериному, и убоги в своих желаньях и помыслах. Их совершенные тела не разрушаются временем, но управляют этими телами простые инстинкты. Инстинкт подчинения. Инстинкт выживания. Инстинкт размножения.
Он поощрил их. Дал им то, что они так ценят, – видимость уважения. Он говорит с ними в этом дурацком полупоклоне. Это нормально. Дрессировка есть система наказаний и поощрений, он уже прошел это с Ламой. Сейчас он снова их поощрит. Сыграет на их главном инстинкте. На звериной тоске по детенышам.
– Эта вакцина даст вам возможность иметь потомство. Ваши детеныши больше не будут гибнуть при переходе в возрасте семи лет.
Барон фон Юнгер склонил голову еще ниже – и, даже не видя их, ясно почувствовал, что все три напряглись и вздрогнули, как будто слова его нырнули в горячий источник, поднялись по ногам сестер и ударили в промежность разрядом тока.
– Никто не властен снять со Стаи проклятие, – сказала наконец, Биюй, средняя из сестер.
