– Господин капитан! Вакцина распределена и готова к использованию, – он кивнул на несгораемый шкаф. – Я как раз вношу последний номер в журнал. Прикажете привести испытуемых?
– Что за номера вы записали в журнал, капрал? И каких испытуемых вы собираетесь привести?
Капрал почувствовал, как пальцы, сжимавшие ручку, заледенели. Где он ошибся? Что он сделал не так? Ояма-сан говорил с ним тихим, вкрадчивым голосом, но в этой вкрадчивости, в бесстрастном лице капитана сквозили угроза и гнев.
– Я записал номера десяти испытуемых, господин капитан. Их уже подготовили к введению вакцины.
– Кто дал вам право выбирать испытуемых для моего эксперимента, капрал? Для эксперимента с терапевтической вакциной, которую создал я?!
Ояма-сан говорил отрывисто и больше не скрывал злости. Капрал с облегчением понял, что его вины ни в чем нет и Ояма-сан злился напрасно. Теперь единственной задачей капрала было не дать господину капитану потерять перед ним и рядовыми лицо. Он поклонился еще ниже – как кланяется виноватый.
– Прошу прощения, господин капитан. Я неправильно объяснил. Я никогда не осмелился бы принимать самостоятельные решения. Испытуемых выбрал господин Лама-сан.
– Ах вот как. Господин Лама-сан.
– Да, капитан.
– По какому принципу господин Лама-сан отобрал испытуемых?
– Насколько мне известно, он выбрал самых ненужных. Самых слабых, господин капитан. Кого не жаль будет потерять.
– Скажите, капрал, – голос капитана Оямы снова зазвучал вкрадчиво. – Возможно, я что-нибудь упустил. Является ли Лама-сан ученым-биохимиком?
– Никак нет.
– Тогда по какому праву вы внесли в журнал исследований эти номера?! – Ояма схватил со стола журнал и с хрустом вырвал страницу, старательно заполненную капралом. – Не посоветовавшись со мной! С биохимиком! Который знает! Кого и как выбирать! Для научных! Экспериментов!
Капрал затравленно вжимал голову в плечи с каждым выкриком капитана – как будто тот вбивал железные гвозди в гроб его карьеры и чести.
– Я виноват. Я выполнил приказ Ламы-сан, не посоветовавшись с господином Оямой-сан. Я сделал это потому, что господин Лама-сан – помощник господина Юнгера-сан, а Юнгер-сан финансирует все исследования нашей лаборатории. Я думал…
– Твоя задача – выполнять приказы старшего по званию, капрал, а не раздумывать, кто чей помощник и кто за что платит. Старший по званию – я. Поэтому сейчас я выберу других испытуемых, и ты заново внесешь номера в журнал. Это ясно?
Выполнять приказы старшего по званию – это просто. Гораздо проще, чем думать. И безопасней.
– Так точно, – кивнул капрал.
– Этот. Эта. Вот эта… – Ояма кивал на клетки, а капрал записывал новые имена.
Капитан выбирал самых сильных. У них есть шанс. Ослабленные не смогут сбежать.
– А это кто? Я его не помню, – Ояма указал на клетку с бородатым мужиком славянской наружности. Мужик раскачивался вперед-назад, невнятно бормотал и непрерывно крестился, позвякивая кандалами. На спине у него виднелся розовый, свежезатянувшийся шрам.
– Это новенький. Номер девятьсот семь. Господин Лама принес его вчера.
– Принес?
– Да, он был очень тяжело ранен. Лама-сан ввел ему штамм «Хатимана» самостоятельно. Номер девятьсот семь отреагировал на штамм позитивно. Произошло исцеление.
– Как тебя зовут? – спросил девятьсот седьмого Ояма.
– Андрошка. Сыч, – не переставая раскачиваться, сообщил тот. – Я укол не хочу. Я хочу домой.
– Этого тоже берем в исследование, – распорядился Ояма. – Проверим действие вакцины на ранних стадиях трансформации.
Я не плачу, сын. Я верю в «Отряд-512» и в «Хатиман» – твое великое дело. Настанет день, и ты создашь воинов, несущих смерть и неуязвимых для смерти. И да свершится возмездие.
У капитана Оямы больше не было фотокарточки с письмом матери на обороте. Он обронил ее во время бегства на новое место. Но он помнил текст наизусть. И каждое слово разъедало его нутро кислотой стыда. Год он работал над «Хатиманом», но не создал неуязвимых для смерти воинов, а создал жалких и неуправляемых тварей. Год он истязал невиновных и верил, что служит высокой цели, – а служил лишь барону фон Юнгеру, безумному маслоеду. Тот хотел, чтобы подопытные плакали живой водой, умирая, – как первородные кицунэ. Твари, созданные Оямой, плакали водой мертвой…
В общем, все, что ему теперь оставалось, – спасти тех, кого можно спасти.
И спасти свою женщину.
– Вот эту, – Ояма указал на клетку с Аньли. – Номер восемьдесят четыре.
– Но, господин капитан… Эта женщина… она же не такая, как все. Эффект от вакцины может быть необратимым… фатальным…
– Вы снова возражаете мне, капрал?! Вы будете учить меня, как работать? Перед нами – не женщина, а кусок необычного мяса. Наша задача – такое мясо исследовать.
– Простите. Я виноват.
– В последний раз прощаю, капрал. Всех испытуемых, которых я выбрал, немедленно привести ко мне в кабинет. Туда же доставьте вакцину, – он посмотрел на часы. – Даю вам ровно восемь минут. Через десять минут я приступлю к испытанию.
Глава 18
Майор Бойко зажал рукой рот и отшатнулся от кузова: – Это… что?!
– Это, так сказать, не только фантазии, но и факты, – жестом фокусника Родин сдернул с трупа кусок брезента. – Перед вами настоящий товарищ, так сказать, Шутов. Зверски убит врагом и закопан вместе с каким-то уголовником – вероятно, в целях глумления. Нам повезло, что уцелела нижняя челюсть, а на ней, так сказать, коронки. Особая примета капитана СМЕРШ Шутова.
Замполит покосился на застывшего у джипа майора – тот курил, глядя на него, Гошу Родина, не как раньше, а совершенно по-новому, – и, воодушевленный, продолжил:
– Что же касаемо шрама, на груди у товарища Шутова его не было. А вот у врага, который проник к нам под его, так сказать, личиной, шрам на груди как раз есть. А равно и остальные приметы – рост, цвет волос, цвет глаз и так дальше – полностью совпадают.
Замполит мысленно похвалил сам себя за отточенность формулировок: он как будто уже читал вслух еще не написанный, но уже почти сочиненный текст докладной.
– С кем совпадают?
– Так ведь, так сказать, с диверсантом… – Родин понизил голос до шепота. – …Максимом Крониным. Которого товарищ полковник Аристов разыскивает как раз в Лисьих Бродах.
Майор Бойко затянулся. Остаток сигареты молча протянул замполиту. Никогда майор так раньше не делал. Не оставлял ему, Гоше Родину, покурить. Это знак особого расположения. Мужской дружбы. Это даже, если подумать, жест извинения.
– Вот вы меня, товарищ майор, стукачом недавно назвали… – Замполит многозначительно затянулся. – А я на вас не в обиде. Я, заметьте, не в Особый отдел докладывать… и даже не к полковнику Аристову – а уж у меня на полковника есть, так сказать, выходы, – я сразу к вам, первому. Потому что уважаю всей, так сказать, душой.
