– А еще через пятьдес-сят жизнь ему с-стала не только не в радос-сть, но как кос-сть в горле, – подвела итог третья.
– Ешть не может – жубов нет, пить не может – пешень болит, танцы не веселят – ладикулит жамучал, в бане – давление, на охоте – головоклужение. А девки? Девки вообще за ненадобноштью.
– Так что ему и с-ста пятидес-сяти не было, а он уже на тот с-свет возжелал.
– А с царством что стало? – не унималась я. Леонид по заслугам получил, здесь сказать нечего. Но что у них за дурацкая традиция такая? Один человек, пусть и царь, решает судьбу всего государства.
– Ничего ос-собенного, – заверил змей. – Угнал дес-сяток человек к с-себе в преис-споднюю. У него же хозяйс-ство-то большое, народу полно, а дельных людей не хватает. Ну, таких, чтобы руки из нужного месс-ста рос-сли. С-строителей, портных, поваров.
– Аха! – подтвердила первая голова. – С повалами ему особенно не везет. Не был бы бессмелтный, давно бы помел от пищевохо отлавления.
– И все? А остальные люди живут, как жили? – Как-то, на мой взгляд, все очень просто получается.
– В общем, да, – согласился Юша. – Ну шменился у них цаль, ну и што? Никто же не жнает, что он на деле челтом оболашивается и к бешу на доклад бегает.
– Так что в ос-сновном живет Трипятнадцатое гос-сударс-ство – в ус-с не дует. И с Трис-семнадцатым ничего не с-случитс-ся.
Юша показательно стал укладываться спать. Разговор он считал законченным. Меня его рассказы не убедили. Пока страх и эгоизм не взяли верх над самоотверженностью и благородством, мне необходимо попасть во дворец. А то действительно могу передумать. Единственный способ быстро добраться до города – уговорить Змея Горыныча туда полететь. Но Юша полета не планировал, он уютно устроился возле домика, томно запрокинул головы к небу, собираясь перед сном некоторое время полюбоваться на звезды и ясную полную луну.
Напрямую договориться не получилось, я решила взять хитростью, зайти с другой стороны. Сделав вид, что сдалась, вняла его доводам и никуда больше не собираюсь, я села на пенек, переложила пару камушков в своем замке.
– Наверное, ты прав, – печально согласилась я. – Хотя жалко, конечно, что я больше не буду царицей.
Делая вид, что полностью поглощена постройкой, я достала из кармана сарафана тот камушек, что в избушке на курьих ножках нашла – красный в золотую звездочку, – и водрузила на вершину центральной башни. Не флаг, конечно, но золотистые звездочки очень красиво мерцали.
– Я могла бы столько дел полезных сделать… – продолжила, не глядя на Змея Горыныча, дабы произвести больший эффект. – Кстати, могла бы тебя к предсказателям погоды устроить. – Вопреки моим ожиданиям реакции не последовало. Я продолжила: – Могла бы повелеть тебе полное содержание определить за счет государства.
Змей молчал, я настойчиво перекладывала камушки.
– Терем тебе отдельный распорядилась бы построить из камня, для пожарной безопасности.
Насколько я узнала Юшу за эти дни, он уже должен был на голове ходить от обещанных перспектив, но вопреки моим ожиданиям повисло гробовое молчание. Прикидывая, что бы еще такого пообещать, я подняла на Горыныча глаза. На фоне всполохов только что зажженного костра три головы Змея зависли с одинаковым выражением лиц, то есть морд. Юша выглядел по меньшей мере странно. Полное недоумение, глаза собрались в кучку и челюсть отвисла.
Я решила, что несколько переборщила, что это у него от восторга и переизбытка прочих эмоций. Змея надо приводить в чувство. Я аккуратно помахала руками перед Юшиными головами. Никакой реакции. В ступоре он, точно, на полет не способен.
– Э… ну… – мялась я. Ничего приличного в голову не приходило. Я предприняла попытку «отмотать» процесс в обратную сторону. – Это же только теоретически. Ну могло бы быть – теоретически. Я же в полночь царицей быть перестану, у царства руководство сменится, и на этом, собственно, все. Так что особо не из-за чего в шок впадать.
Змей продолжал пребывать в культурном шоке. Изменений не наблюдалось.
– Короче, с тобой полечу. Раз решили, полечу. В Тридевятое так в Тридевятое.
Заметных улучшений в состоянии Змея не происходило. Что же, настало время для радикальных мер. Схватив ведро воды, я плеснула ему в морду и предусмотрительно спряталась за дерево. На все три головы жидкости, конечно, не хватило, зато пара намокших зашевелились, отплевываясь и чихая.
– Тьфу! Кхе! Фу! Ты где это вжала? – наконец произнес Горыныч.
– Ведро на крыльце стояло, вода в бочке, – оправдывалась я, выглядывая из-за дерева.
– Какая бочка? Какое ведро? – заорала третья голова. Очень непривычное зрелище, обычно она была тиха, мила и дружелюбна. – Камень этот где взяла?
– Какой? Красный? – Произведенный мной эффект несколько отличался от того, на который я рассчитывала. – Нашла. Давно еще, у Бабы-яги в избушке на курьих ножках.
– У Яги штащила?
– Ну почему стащила? Говорю же – нашла, – обиделась я. Хорошо, конечно, что он мой вкус и дизайн оценил, красивый камушек, понимаю. Только время идет, надо лететь – или сейчас, или никогда.
– Нишего шебе находошка! – взвизгнула вторая голова.
– Ты хоть знаешь, что это? – Округлить глаза еще больше третья голова уже не могла, они у нее и так за пределы морды вылезли.
– Камушек. Красивый. – Я подыскивала подходящие эпитеты, совершенно не понимая, чего головы от меня хотят. Только время тянут.
– Ха! Хамушек! – Первая голова закатила глаза.
– Это чашть бешовшкой души, а не камушек, – фыркнула вторая. – Балда ты, хоть и цалица.
– Какая еще душа? Разве у Беса может быть душа? – удивилась я. Вот только еще бесовских душевных сложностей мне не хватало!
– В том-то и дело, что у бес-са нет души, – объяснила третья голова.
– Но когда-то она была, – заверила вторая.
– Аха, тах ховолят! – подтвердила первая.
– Но потом раз-збилас-сь на маленьки кус-сочки, – добавила третья.
– А подробно и по порядку никто рассказать не может? – крикнула я, поскольку все три головы говорили одновременно и разобрать можно было только обрывки фраз.
– Может! – согласились головы хором, и третья голова, как самая членораздельно говорящая, поведала мне следующую историю:
– Много с-столетий назад Бес-с был прос-стым человеком, но томимым жаждой власти и богатства.
– Он и шейчаш плавить милом хошет! – вмешалась вторая голова.
– Цыц! Не перебивай! – шикнула на нее третья и продолжила рассказ: – Во имя достижения с-своих целей он с-совершал немыс-слимые пресс-ступления, жуткие злодеяния. Ничего с-святого в нем не ос-сталось. Ничто его ос-становить не могло, и не было от него с-спасения ни людям, ни зверям, ни птицам. Ни на земле, ни в воде, ни в воздухе, – таинственным голосом вещал Юша. – Разозлилс-ся на него Гос-сподь и превратил его душу в камень. Разбил тот камень на множество мелких ос-сколков и разброс-сал по всему свету. И с-с тех пор мучает Бес-са из преис-сподней жажда чего-то невиданного, бес-спокойство вечное, тревога непреодолимая. И не прекратитс-ся это мучение, пока не с-соберет он эти камушки в один-единс-ственный камень с-своей души.
