Я выразила охотнику свою благодарность и заверила, что пока в этом нет необходимости, продукты имеются. Каким образом приготовить тушки белочек и птичек для поедания, я не представляла, а есть сырыми вряд ли получится. О топке печи старалась даже не думать. Впрочем, вопрос с температурной обработкой был решен тоже с помощью Юши. Воду он нагрел одним выдохом. Тяжело вздыхал и причитал, наблюдая за моей ожесточенной борьбой с тазиком и куском хозяйственного мыла.
– Не плишпошобленная ты к хожайштву, скажу я тебе!
– Цалица, что уж тут ховолить!
Разъяснить трехглавому чуду природы, что там, откуда я родом, вопрос со стиркой решается нажатием пары кнопок, мне представлялось невозможным. Устройство стиральной машины по местным понятиям можно толковать только наличием волшебства. Да и сама я с некоторой оторопью мимоходом вспоминала процесс стирки, который частенько проходил за бокальчиком вина, болтовней с подружкой и не слишком пристальным наблюдением за круговертью белья в люке стиральной машины. С большим трудом осилив стирку двух мешковатых пододеяльников и наволочки, стараясь не думать о нормативах и качестве чистоты, я развесила все на ближайшем дереве.
– Высохнет, набью травой, – поделилась планами с Юшей.
– Ага, так тебе помягше шпать будет, – одобрил Змей.
Уборка в доме заняла все время до вечера. Я разогнала пауков, протерла стены, почистила печку, вымыла полы, окна и мебель, благо ее оказалось немного. Невольно вспомнилась мудрость бабушки, которая вопреки тогдашней моде предпочитала интерьеры в минималистском стиле: «Чем меньше рюшечек и статуэточек, рамочек и вазочек, тем меньше пыли и короче уборка». Увлекшись этим одиозным занятием и не очень рассчитывая на скорое его завершение, я даже пропустила обед. Борьбу за чистоту прервал Змей Горыныч. Сладко облизываясь, видимо, после обеда, а то и после ужина, он заботливо посоветовал:
– Ты б тлаву покошила, што ли?
– А то вечелеет уже. Тлава отсылеет, хах спать будешь?
Юша, конечно, прав. Опасливо покосившись на косу, я благоразумно обошла инструмент вниманием, решив, что для меня же безопасней будет, если я воспользуюсь простым ножом. Змей Горыныч старался мне помочь. Как мог. Изо всех сил. Так активно прошелся по деревьям, что оборванных листьев с заготовленных им веток вполне могло хватить на двуспальную кровать. Перина и подушечка получились славные. Примеряя их на печку, поняла, что смертельно устала. Не уснуть мгновенно помог голод.
Змей Горыныч сообщил об улучшении здоровья. Крылья уже вполне дееспособны, вот только боязнь высоты не прошла.
– Поплобовал я давеша с делева слететь.
– Можно схазать, спланиловать, – рассказывали головы наперебой. – Нет, пока боюшь.
С ужасом представив себе прыжок этой махины с дерева и последствия случившегося в результате прыжка землетрясения, я заснула, недослушав. Последней мыслью сверкнуло: «Послезавтра полнолуние». С этой же мыслю я и проснулась, правда, теперь уже в ознобе и холодном поту.
Когда покидала Светлый, мне казалось, решение найдется само. Чем я думала? Откуда оно должно взяться? Я ведь даже не узнаю, что в городе происходит. Может, как-то переодеться и попробовать выяснить, что там творится? Может, Митька и Яга что-то придумали? Ну бывает же так, утешала я себя: пятьсот лет думали – ничего не придумали, а в последний миг – раз – и выход нашелся. Надо было все-таки почитать доскональный перевод этого договора, может, я и углядела бы свежим взглядом какую-то лазейку. Все-то я не так сделала! В обостренном приступе самоедства я слезла с печи, оделась и вышла прогуляться. На улице оказалось по-утреннему свежо. Змей Горыныч Юша умиротворенно посапывал, разложив головы вокруг крыльца. Стараясь на него не наступить и вообще не задеть – а то проснется еще и зажарит с перепугу, – я села на пенек. Может, он потом и пожалеет и даже извинится, только мне от этого не легче, так что я лучше здесь, на пенечке, подальше посижу. Может, Змея попросить слетать в город, незаметно разведать обстановку? Мысль не самая удачная. «Змей Горыныч» и «незаметно» – два несовместимых параметра.
Рядом с пеньком валялись десяток камешков и несколько шишек. Видать, белки порезвились. Сейчас они старались подальше обходить дом лесничего, дабы не попасть к Горынычу на обед. Я, погруженная в свои мысли, принялась складывать камешки в горку. С детства это занятие меня успокаивало и позволяло сосредоточиться. Помнится, периодически появлявшиеся у меня бойфренды сильно удивлялись, обнаружив под кроватью коробку с кубиками. В их представлении великовозрастные девицы в кубики не играют.
Горстка камешков выросла в покосившуюся пирамидку, мою голову так и не посетила ни одна из умных мыслей, Змей Горыныч сонно заворочался и открыл глаза.
– Крас-с-иво, – прошипела молчавшая до этого третья голова. По всей видимости, первый шок прошел, да и выглядела она уже не так глупо. – С добрым утром!
– Привет! – отозвалась я. – Рада, что ты поправляешься после общения с Лихом одноглазым.
– Жавтлакала уже? – поинтересовалась вторая голова.
– Аппетита нет.
– Что-то ты сегодня не в настроении, – заметил Юша. – А мы пойдем пожавтлакаем, – бодро предложила вторая голова. – Вшела в пылу уболки ты выглядела жиж-жижне-жижнеладош… тьфу! – Так и не выговорив «жизнерадостнее», Змей отправился на охоту.
Умывалась я, не дождавшись Змея, ледяной водой. Бодрит! Без аппетита пожевала яблочко и морковку. Хорошо, что так основательно собирала корзину с едой. А еще сокрушалась, что тяжелая. Запасов должно хватить до завтра, а вот дальше придется перейти на подножный корм. Если оно, конечно, вообще будет, это завтра. Вернулся Змей Горыныч. Сытый и урчащий, как большой котенок, лег на прежнее место.
– Шкушно, да?
– Да, не особо весело, – согласилась я. – Ты, когда летать снова сможешь, что делать будешь?
– К маменьке полешу, в лодное гнеждо, – тяжело вздохнул Юша. – Ох, и лугать она меня буде-э-эт!
– За что? – В моем понимании матери должны несказанно радоваться визитам детей, особенно вырвавшихся из заключения. Моя, к слову, реагировала подобным образом. Правда, встречи наши случались не чаще пары раз в год и продолжались не дольше пары часов. Этого времени вполне хватало, чтобы повторить, что, в отличие от ее нового бойфренда, мой отец испортил ей лучшие годы жизни, сообщить, что погода на том курорте, куда она отправляется, чудесная, и убедиться, что я правильно питаюсь. Впрочем, претензий к матушке я никогда не имела, все равно это бесполезно.
– Жа то, што шбежал. – Змей еще тяжелей вздохнул. – Шидел шебе, шидел, на гошудалштвенном довольштвии. Лаботой обещали шнабдить. Пледшказатели погоды пошти уговолили шаря-батюшку, штоб он им меня в помощники отдал. Летал бы вышоко в небешах, атмош-атмошфел…
– Атмосферные, – догадалась я.
– Ага… пробы снимал – польжу плиношил.
– А по наивности плилодной поддался на уговолы этого лохматого, – договорила первая голова.
