– А вы представляете, у Шахерезады слуги только мальчики, – сообщила Лукерья. – Да-да-да! А еще она, когда перед царем танцевать будет, разденется. Она сама так сказала.
– И так голая шастает, – возмутилась Забава. – Чего еще снимать собралась? Фу, бесстыжая.
– У них так принято, – поделилась сведениями Марфа. – У них все женщины так ходят.
– Вот срамота-то!
– И жен у них можно иметь сколько хочешь. Можно три, а можно пять.
По округлившимся глазам и открытым ртам я догадалась, что с нравами народов Востока здесь мало кто знаком.
– Вот дикие!
– Зато тогда царь смог бы жениться сразу на всех невестах, – это я не удержалась. Сначала барышни притихли, видимо, обдумывали перспективу. Потом пошла волна протестов и возмущений. Слава богу, до рукоприкладства не дошло, но покричали изрядно. Понятно, царем и властью делиться никто не хотел.
– А ты колдовать умеешь? – спросила шепотом Марфа. Забава сидела довольно далеко, но на всякий случай ответ я подкрепила отрицательным мотанием головы. А то неизвестно, кто тут на выборах победит. Заранее занимать очередь на костер мне как-то не хотелось.
– Нет.
– Жаль. – Девушка вздохнула. – Ты же родственница Бабы-яги, она по этой части сильна. Я вот раньше очень хотела ведьмой стать или знахаркой какой. Но не получилось – способностей нет. А Лукерья говорит, что умеет кое-что. И в травах разбирается.
– Врет, – отрезала Матрена с набитым ртом. – Это она себе солидности добавляет. Она четвертая дочка из одиннадцати, вот и хочет все время чем-нибудь выделиться.
Отлично! Девушки успевали сплетничать даже в присутствии друг друга. Сидя напротив меня, Милолика поименно перечисляла бывших мужей Хозяйки Медной горы и клялась, что та ровесница Кощея, а стало быть, ей почти тысяча лет.
Золушка рассказывала о неприличных картинках, развешанных у Шахерезады. Забава возмущалась, краснела и то и дело осеняла себя крестным знамением. На вошедшую Василису Прекрасную внимания никто не обратил, что не помешало ей живо включиться в беседу.
– А у Рапунцель волосы не свои – наколдованные, – заверила она.
Ха! Это они еще про пластическую хирургию и силиконовые имплантаты не знают. Хотя одна Баба-яга со своими травками да нашептываниями запросто переплюнет всю современную индустрию красоты.
– Белоснежка раньше в Трипятнадцатом царстве жила, – продолжала Василиса делиться знаниями. – Только ее потом выгнали. Ну не ее, а гномов, а она с ними ушла. Уж больно они безобразничали. Законы и обычаи местные не соблюдали. Обманывали, оскорбляли и даже на людей нападали. Вот народ не выдержал и пожаловался царю. Тот их и выгнал.
Я содрогнулась, представив массовое нападение карликов. Вот жуть!
– И неудивительно! – согласилась Матрена. – Не каждое государство захочет эту ораву содержать. Их же все больше и больше становится.
– Как это больше? – не выдержала я. – Гномы же только мальчики? – Вот черт меня дернул.
– И ничего не мальчики! – отмахнулась Матрена. Видимо про потенциальных претендентов на еду она знала все. – Просто их не отличишь. У них и мужчины, и женщины с бородой.
– Ага, а если еще учесть, что гномы по триста лет живут, так они хуже саранчи, – добавила Лукерья.
– Чудесно! – Я выдавила из себя слабую улыбку.
– А Несмеяна все рыдает! – сообщила Золушка без особого сочувствия. – Я мимо ее комнаты проходила, всхлипы слышала, страдает, бедненькая.
– Еще бы не страдала! – хихикнула Марфа. – Не каждый день тебя любимый на печку меняет.
Девушки засмеялись.
– Ну, понятно, девок много, а печка самоходная, может, в целом свете в единственном экземпляре! – язвила Лукерья.
Девушки опять захохотали.
– Няньку ее жалко, – посочувствовала Золушка. – Целый день тазы и ведра со слезами таскает.
– Если Емеля с печкой договорится, то Несмеяна передумает в царицы идти, – заметила Марфа. – Одной невестой меньше.
– Может, и не одной? Да, Милолика? – Лукерья хитро прищурилась.
– Болтушка ты, Лукерья, – протянула Милолика, отворачиваясь. – И завистница.
– Ой, было бы чему завидовать! – фыркнула Лукерья. – Скажите пожалуйста! Митька хоть жених и видный, хозяйство у него добротное и, говорят, с царем в родстве, вот только жениться он не спешит. Шашни со всеми, кто глянется, разводит, а замуж-то не зовет. И тебя не позовет, не жди.
Меня накрыло куполом смятения. Голоса зазвучали глуше. Краски поблекли. Сердце билось глухо и редко. Что же это со мной творится? Каждый раз от упоминания Митьки мир переворачивается.
– А я замуж за него и не хочу, не беспокойся! – сообщила Милолика. – Просто у нас интересов много общих.
– У него таких интересов общих с Катькой Петровой, с Анькой Сидоровой и с сестрами Ивановыми… – не унималась Лукерья. – С Аськой Ксенофонтовой их ейный батюшка в сарае за таким застукал… – Девица закатила глаза. – Боярин первой гильдии! И все равно, жениться Митька не разбежался.
Это уже слишком! Слушать про Митькины подвиги на любовном поприще оказалось невыносимо. Меня бросало то в жар, то в холод. На лбу выступила испарина, но я не могла оторвать пальцев от фарфоровой чашки, чтобы стереть влагу. А самое мучительное, в чем я даже себе самой признавалась со скрипом, это то, что я с удовольствием пополнила бы список барышень с общими интересами.
– А сахарозаводчик Андрей Иванович Пряников дочку в деревню к тетке сбагрил от таких вот общих с Митькой интересов, – продолжала Лукерья.
– А ты так переживаешь, потому что на тебя не засматривается? Завидуешь? – Милолика не больно-то оставалась в долгу. На красивом лице девушки не отражалось совершенно никаких эмоций, будто колючки Лукерьи пролетали мимо.
Остальные барышни похихикивали и с любопытством наблюдали, чем разрешится перепалка. Вопреки ожиданиям спорщицы не подрались. Злючки покидались словесными шпильками в адрес друг друга и угомонились. Дальше разговор потек бодро и весело.
Сплетни-гадости сыпались со всех сторон. У меня было ощущение, что я присутствую на дьявольской оргии. Хотелось закрыть уши и завизжать. Я девушка с крепкими нервами, воспитанная в стрессах современного мегаполиса, поэтому сдержалась. А вот у кого-то психика не выдержала, потому что своды дворца огласил дикий визг. Уже предчувствуя, по какому поводу крики, подсчитывая в уме отсутствующих невест и прикидывая, кто из них пал очередной жертвой, я соскочила с места.
Надо заметить, сплетницы махом смолкли и, как форель на нересте, косяком ломанулись на крик. Слух невест не подвел, и на место преступления мы прибыли даже раньше стрельцов. В небольшой комнатке, в которой от толпы вбежавших девиц сразу стало тесно, на пушистом вышитом ковре лежал царский скоморох, наполовину прикрытый покрывалом. Рядом перепуганная девушка из прислуги пыталась что-то сказать.
