— Заприте комнаты! — приказал он стражам. — Это для ее безопасности.
С лязгом опустилась решетка.
† † †
Я расхаживала по комнате, ощущая страх и ярость, когда дверь снова открылась. Марджери миновала стражу, в ее руках был огромный сверток кроваво-красной ткани. Как только она прошла, стражи захлопнули дверь.
Я посмотрела на Марджери.
— Вас они выпускают, а меня — нет?
Марджери, покраснев. Прижала сверток к себе.
— У меня есть долг, миледи.
Докладывать Рэкхему, не иначе.
— И стража тоже исполняет долг, — добавила она. — Милорд Рэкхем отдал им строгий приказ. Он охраняет свои вещи, миледи.
Вещи? Она про меня?
— Когда графиня была жива, он не давал ей уходить без стражи, — Марджери расправила ткань на кровати, стоя спиной ко мне.
Услышанное мне не нравилось.
— Вы о жене Рэкхема? Она не выходила одна?
— Нет. Пока я служила ей, она была в своей комнате.
— Она была больна?
— Нет, — ладонь Марджери замерли на ткани. — Просто… хрупкая.
Хрупкая женщина в жестоких руках Рэкхема. И мне захотелось задать вопрос:
— Марджери, вы не рассказывали мне, как она умерла.
— Неудачно упала, — она стояла спиной ко мне. — Не будем о печальном. От этого вам будет только сложнее. Давайте говорить о чем-то хорошем, — она повернулась и показала мне ткань. — Смотрите, лучший венецианский шелк, тут хватит на платье. Милорд Рэкхем дал утром…
Она видела Рэкхема. И его ладони с камнями мертвых Певчих касались этой ткани. Я с отвращением посмотрела на сияющий шелк.
Марджери замешкалась от моего взгляда.
— Это подарок на помолвку, миледи.
— Я его не приму, — сказала я.
— Но вы должны, миледи, — она тревожно теребила ткань. — Милорд Рэкхем будет оскорблен, если вы откажетесь. Он говорит, вы должны быть достойно одеты…
— Потому что я его вещь? — тихо сказала я.
Ткань упала из рук Марджери. Ее лицо стало пустым.
— Миледи, это лучший шелк. Цвет вам идет. Позвольте мне все сделать, и вы увидите…
— Я не буду это носить.
Она долго смотрела на меня с хмурым видом. А потом вернулась маска безразличия. Без лишних слов она взяла ткань и унесла в свою комнату.
† † †
Марджери вернулась с пустыми руками, мы больше не говорили о Рэкхеме, шелке или помолвке. Мы вообще почти не говорили. Марджери была занята в комнате, а я сидела безмолвно у окна, слепо листая страницы книги, видя перед глазами кольца Рэкхема.
Я прислушивалась к каждому вдоху, скрипу и шороху в комнате, желая, чтобы они стали музыкой, магией. Если бы чаропесни вызывала решимость и отчаяние, они бы уже были со мной. Но, похоже, Дикая магия не хотела играть со мной сегодня. Лишь раз, когда я склонила голову к оконной раме, я уловила дрожащую ноту в ветре. И она тут же пропала.
Устав слушать, но не желая прекращать, я потеряла счет времени. Я знала лишь, что Марджери все время смотрела на меня.
Что-то, казалось, тревожило ее. Чем дольше я оставалась у окна, тем беспокойнее она была. Может, она думала о платье, но я напрягалась, не зная, что она задумала.
— Не хотите поесть, миледи? — спрашивала она много раз.
Каждый раз я отказывалась. Небо начало темнеть, а я сидела у окна, смотрела на сад, где маршировали солдаты. Их маневры были связаны с охотой на Ната?
Я скользила взглядом по границам сада, но видела лишь стены парка Гринвич. Только бы Нат сбежал. Прошу, пусть он сбежит. Дайте ему сбежать. А мне нужно найти Сивиллу…
— Вам нужно что-то поесть, миледи, — сказала Марджери, зажигая лампы. — Вам прислали красивую тарелку, а вы ничего не попробовали.
Тарелка была полна угощений с банкета. От одного вида мне было плохо.
— Нет, спасибо.
— Немного жареной курицы, — предложила Марджери, — или немного винограда…
— Нет, спасибо, — повторила я с нажимом. — Я ничего не хочу.
— Но вы должны, — с болью смотрела на меня Марджери. Она надеялась, что еда меня успокоит, и я передумаю насчет шелка? — Помню, графиня…
— Хватит, Марджери, — я не могла слушать о первой жене Рэкхема. — Я не графиня. И не буду такой.
— Но так и было, миледи, — голос Марджери был полон тревоги. — Вы как она. Она сидела у окна вот так и ничего не ела. И стала хрупкой. Она таяла, миледи, у нее не было силы встать, когда он…
Она резко замолчала.
— Он? — повторила я. — Вы о Рэкхеме? Он что-то с ней сделал.
Она отпрянула.
— Нельзя было этого говорить, миледи. Прошу, не говорите ему об этом.
Страх в ее глазах испугал меня, ведь это показывало, какой Рэкхем, а еще говорило обо мне. Я боялась Марджери, но не думала до этого, что и она жила в страхе. Я никогда не представляла себя на ее месте, не думала, служила ли она Рэкхему, потому что у нее нет выбора.
— Обещаю, что ничего не скажу, Марджери.
Она не скрывала облегчения. Это меня пристыдило.
— Он накажет, да? — спросила я. — Если узнает?
Безмолвный кивок.
Я глубоко вдохнула и отошла от окна.
— Тогда мы будем беречь вас от него.
Ее губы дрожали. А потом моя стойкая служанка расплакалась.
— Я переживаю за маму, — выдавила она едва слышно. — За маму и девочек. Милорд Рэкхем сказал, что их будут кормить, если я буду его радовать, но он заставит их голодать в другом случае. А мама болеет, девочки так юны, и я не знала, что делать…
Мое горло сжалось. Я считала себя бессильной, но Марджери была намного уязвимее. Я словно впервые ее видела. За маской была девочка, младше, чем я думала, может, младше меня. Юная и испуганная.
Шепот, полный боли, зазвучал снова:
— Его не обрадует, если мне будет не о чем доложить… — она с паникой посмотрела на меня. — То есть я…
— Не страшно, — сказала я. — Я уже знаю.
— Знаете ч-что?
— Что вы — шпион Рэкхема.
Ее лицо страшно покраснело.
— Одна из его шпионов, — добавила я. Но ее заставили. Ее можно было сделать союзницей, если я буду мудрой и сострадательной. Может, еще не поздно… — Вряд ли эта работа вам нравится, — сказала я. — Не переживайте. Я сохраню секрет.
Она смотрела на меня.
— Скажите, — продолжила я, — ели ли вы сегодня что-нибудь?
— Н-немного. Но…
— Тогда поедим вместе, — я дала ей засахаренный виноград. — Вы правы: нам нужна сила. И пока мы едим, можно поговорить.
