Поэтому Саня не хотел разговаривать со своим соседом. Попрощался и ушел. Да и в Шереметьево пора было собираться. Не пропадать же Марксэниным часам! И, наверное, много чему еще… Пасхальным яйцам Фаберже, например. А что там в других фигурах, и сколько их вообще, этих фигур? Ребята постеснялись спросить об этом художника. Наверняка ведь тот не знает, какие тайники оборудовал в его скульптурах заказчик. Не зря Иван Антонович на птичьих чучелах натренировался…
Саня все поглядывал на часы. Даже водитель на него покосился:
– Опаздываете, что ли? Так скажите, поддам газку.
– Самолет захватить собираемся, – ляпнул Пашка с заднего сиденья. – Боимся, улетит без нас.
Опять он со своим юмором! Водитель посмотрел в зеркало заднего вида и мрачно сказал:
– Вот так и с моим приятелем пошутили… Так он этого шутника прямо к милиционеру подвез. Получите, говорит.
– Извините… – смущенно пробормотал Пашка. – Не надо к милиционеру.
Впервые в жизни Пашка понял, что переборщил со своими шуточками. Мог ведь всю операцию провалить. Хоть и не живи тогда на белом свете! А Анка потом вообще не даст рта открыть за такую шуточку.
– Ну что, все вместе пойдем? – спросил Мефодий, когда они выбрались из машины.
– А как же! – Анка испугалась, что ее опять куда-нибудь пошлют сторожить, как «лучшую ищейку». – Вместе представительнее получится.
– Как-то неприятно на душе, – проговорил Пашка. – Как будто ябедничать собрались. Закладывать, короче.
– Закладывать! – взвился Саня. – Думаешь, мне это решение легко далось? Но нет ведь другого способа остановить этого… преступника! Пусть мы не знаем, откуда у него пасхальные яйца или что-нибудь еще, но про часы ведь точно все известно! Да он у Марксэны последнюю ценность не постыдился забрать, последнюю память! А Мифу так вообще шантажировал. И нашей доверчивостью воспользовался. «Закла-адывать»!.. Не хочешь – не ходи! Тоже мне, сыщик…
– Ладно тебе, Чибис, – смутился Пашка. – Все я понимаю.
Никому из сотрудников аэропорта не было до них дела.
– Отвяжитесь, ребята, – отмахнулся первый таможенник, к которому они подошли. – Какое вам еще начальство? Заняты все.
Человек в форме пограничника пробормотал что-то невнятное и исчез за дверью с надписью «Служебное помещение».
– Раз они по-человечески не понимают, – вздохнул Мифа, – придется врать. Как обычно…
– Не врать, а действовать согласно оперативной обстановке, – уточнил Пашка.
Мифа подошел к проходящему мимо милиционеру и сказал:
– У нас есть сообщение о террористах. Конечно, мы могли бы сделать анонимный звонок. Но лучше будет, если мы поговорим с вашим начальством.
Во мгновение ока они оказались в небольшом кабинете перед суровым милицейским полковником.
– Говорит кто-то один, – предупредил он. – С толком, с расстановкой. Но быстро.
– Нам вообще-то главный таможенник нужен, а не милиция, – сказал Мефодий.
– Так что ж вы пугаете? – рассердился милиционер. – Террори-изм! Штраф хотите заплатить?
– Но нас же никто слушать не хотел!
– Смышленые! – буркнул полковник. – Ну что ж, я вас слушаю.
Слушать-то он слушал, но по окончании Мифиного монолога невозмутимо сказал:
– За сообщение спасибо. Вашу информацию проверим. Можете быть свободны.
– Как свободны? – возмутилась Анка. – Вы же без нас ничего не найдете! Знаете, как спрятаны эти драгоценности?
– Знаем, – усмехнулся полковник. – А ты знаешь, какая у нас аппаратура?
– Разрешите нам хоть посмотреть, – заныла девчонка. – Там ведь его часы!
Она показала на Мефодия. Тот расстроенно шмыгнул носом.
– Ну ладно, – засмеялся вошедший во время разговора таможенник. – Часы – это серьезно.
У таможенной стойки царила суета. Толпились люди, что-то пищало – наверное, та самая аппаратура, о которой говорил полковник,– высвечивалось на экранах мониторов содержимое коробок и чемоданов. Ребята наблюдали за всем этим, сидя в стороне за небольшой перегородкой.
– Он! Наконец-то! – шепнул Пашка.
Иван Антонович не спеша показал свой паспорт и целую стопку каких-то бумаг. Потом махнул носильщикам, чтобы те подкатили тележки. С тележек сгрузили большие деревянные ящики. Потом ящики открыли, и таможенники стали осматривать лежащие в них скульптуры, сверяясь с бумагами. Потом по скульптурам начали водить какими-то приборчиками вроде пеналов. Иван Антонович безмятежно стоял в сторонке, ожидая. Он прямо излучал спокойствие и понимание: конечно, работайте, как же, ваше дело такое…
– Похоже, все у него в порядке, – сказал сидящий рядом с ребятами милиционер. – Ошиблись вы, молодые люди.
– Да вы что?! – ахнула Анка.
– Между прочим, это заслуженный человек. У него такое сопроводительное письмо, что на Марс можно лететь, – сказал милиционер. – И документы на скульптуры тоже в порядке. Не надо, девочка, зря на людей доносить!
Тут уж Пашка не выдержал. Доносить! Их обвиняют в доносительстве, а сами мышей не ловят!
Он стремительно выскочил из-за перегородки. Иван Антонович стоял в это время поодаль и спокойно беседовал о чем-то с таможенником. Все ящики, кроме одного, уже были аккуратно закрыты. А в последний открытый ящик укладывали Сальвадора Дали.
– Куда? – Милиционер попытался остановить Пашку.
Но было поздно. Пашка мгновенно оказался рядом с вечно удивленным испанским художником. Сейчас казалось, что скульптура удивляется вместе с таможенниками и пограничниками: «А ты здесь зачем?»
Не вдаваясь в объяснения, Пашка дернул великого испанца за ухо, как провинившегося школьника! Щелкнула пружинка…
– Но нам же часы надо забрать! – уговаривала Анка милицейского полковника. – Это же Мефодиевы часы, то есть его бабушки, там даже дарственная надпись есть!
– Заберете, все заберете, – невозмутимо отвечал тот. – Что я, себе их оставлю? Да поймите вы, это серьезное дело, не можем мы вещественные доказательства направо и налево раздавать.
– Вещественные доказательства! – сердился Пашка. – Если бы не мы, видали бы вы эти вещественные доказательства… А еще говорили, у вас така-ая аппаратура!
– Насчет аппаратуры я сам удивляюсь, – слегка смутился полковник. – Ничего ведь не показала! Скульптура как скульптура…
– Помрет с горя моя Марксэна, – сокрушался Мифа, когда они ехали в автобусе обратно в Москву. – Обнаружит пропажу – и сляжет. Точно!
– Не помрет, – уверенно сказал Пашка. – Скажем, что с помощью ее часиков государственного преступника поймали, – она еще гордиться будет. Эти бабульки – они ж любят что-нибудь такое… Героическое! – добавил он снисходительно.
