С тех пор как они поселились на этом холме со странным названием «Москва», Тина почти перестала раздражать Ренату. Здесь эта мотыльковая женщина была так же уместна, как снег и сосны, по которым прыгали белки. И как сами белки, кстати, тоже.
«Москвой» назывался, собственно, не сосновый холм, а пансионат, который был на нем расположен. То есть это когда-то был пансионат – разбросанные под соснами домики, на две-три семьи каждый. Рассказывая Ренате о его нынешнем состоянии, Тина не ошиблась: домики были выкуплены бывшими жильцами. И, видно, потому, что все они жили здесь много лет, никому не захотелось менять привычный уклад. Бывшие пансионатовцы на редкость дружно образовали какое-то сообщество вроде жилтоварищества и зажили припеваючи, тем более что в годы полной государственной неразберихи им удалось оформить в собственность своего жилтоварищества также и землю – вот этот самый холм, поросший столетними соснами.
Оказалось, что кусочек этого холма вместе с небольшим бревенчатым домом принадлежит и Виталию Мостовому. Все это досталось ему в наследство после смерти родителей, но Виталик давно забыл об этой своей неказистой собственности. И только когда Рената предложила ему придумать для жены какой-нибудь вариант дачной жизни, он вспомнил свое детство в «Москве», и костры на склоне холма, где рос непролазный кустарник, из-за которого это местечко называли зарошкой, и две калитки, верхнюю и нижнюю, возле которых маленькие пацаны встречались для того, чтобы тайком от родителей сбегать в соседнюю деревню за зелеными яблоками, а пацаны взрослые назначали свидания девчонкам, и тоже, конечно, тайком от родителей… И про то, как взрослые в это время сидели на дощатых верандах, прогретых за день солнцем, и пили бесконечный чай из самоваров, которые имелись в каждом доме, – Виталик вспомнил тоже.
Может, конечно, все это лишь сквозь дымку лет приобрело в его сознании такой идиллический характер, а в действительности выглядело куда проще. И на верандах, может, пили не только чай, но и водку, и даже наверняка так оно и было, ведь не одни бабушки собирались на этих верандах, приезжали и отцы навестить свои дачные семейства. Но как бы там ни было, а Виталик немедленно решил, что «Москва» на сосновом холме – то самое место, где будет хорошо Тине. И даже удивился: как это он мог про такое знатное местечко позабыть?
Ренате казалось, что Виталий Витальевич рассуждал именно так. Во всяком случае, когда он приезжал в «Москву» навестить жену, вид у него был довольный, как у художника, который любуется произведением рук своих. Да так оно, в общем-то, и было.
Сама же Рената радовалась каждому дню, проведенному в «Москве», так, будто никогда раньше не знала глубокого, глубинного, настоящего жизненного спокойствия. И это, в общем, тоже было именно так.
«Москва» находилась в ста километрах к северу от Москвы, но Виталик приезжал чуть не ежедневно, потому что беспокоился за жену. Остальные же обитатели «Москвы», за исключением пенсионеров и детей, живших здесь постоянно, обычно собирались на сосновом холме по выходным. И сегодня как раз был день общего сбора. А вскоре всем желающим домовладельцам вообще предстояло провести здесь целую рождественскую неделю.
– Будут настоящие святки! – рассказывала Тина за завтраком.
Поселившись в «Москве», она очень быстро перезнакомилась со всеми здешними домохозяйками и была поэтому в курсе всех событий. К тому же еду для Тины и Ренаты готовила домработница одной из постоянных дачных жительниц, немолодой дамы по имени Агния Львовна Филаретова. От Агнии Львовны Тина и узнавала местные новости.
– Настоящие святки, по-моему, бывают от Рождества до Крещения, – заметила Рената.
– Может быть. Но от Рождества до Крещения не бывает каникул, а в эту неделю будут. И все приедут, устроят гулянья, как в старых фильмах. Ряженые будут. Все уже костюмы шьют. Давайте и мы пошьем, а, Рената?
Рената представила, как они, обе с животами, будут выглядеть в костюмах ряженых, и не смогла сдержать смех.
– Если только медведицами нарядиться, – сказала она. – Или снежными бабами.
– Еще будет спектакль, – продолжала просвещать ее Тина. – Галя Белозерская написала пьесу, а Галя Венедиктова ставит ее с детьми. Потому что взрослых, конечно, на сцену не заманишь. А я вот с удовольствием сыграла бы. Когда рожу, то обязательно буду. Вообще Виталик просто свинья, что скрывал от меня такую замечательную дачу.
Судя по всему, после родов жены спокойное существование Виталию Витальевичу не предстояло. Тина была так воодушевлена жизнью в сосновой «Москве», что собиралась перебраться сюда на постоянное жительство. Что при этом будет делать ее муж, работа которого требует его присутствия в Москве не сосновой, а обыкновенной, вряд ли ее волновало.
– Вы пойдете к Агнии Львовне, Рената? – спросила Тина. – Пойдемте! Она хорошая, хотя, по-моему, считает меня дурой. Вам так не кажется?
Ренате так не казалось – она была в этом уверена. Да и странно было бы, если бы ироничная Агния Львовна, в прошлом известная театральная критикесса, считала Тину умной.
– У Агнии Львовны просто такая манера общения, – объяснила Рената.
Ей совершенно не хотелось нарваться на очередные пустопорожние Тинины рассуждения на тему ума и глупости.
– Наверное, – согласилась Тина. – Так как, пойдете на седьмую дачу?
– Зачем?
– Костюмы шить. И вообще общаться. Вам же нравится Агния Львовна.
– Разве я сказала, что она мне нравится? – удивилась Рената.
– Ну, вы же сказали про манеру общения.
Рената хотела было объяснить, что имела в виду совсем другое, что Тина каким-то странным образом поняла ее слова… И не стала ничего объяснять. Искать логику в Тинином восприятии действительности было бессмысленно.
А вот сходить к Агнии Львовне имело смысл. Даже не именно к ней, а просто на седьмую дачу, где, кроме Филаретовой, жили еще две семьи. Одна из этих семей приезжала на дачу только летом, а вторая жила и зимой. Это, собственно, не семья была, а одна только женщина лет тридцати, которую звали Ирина. Рената навещала ее с удовольствием, потому что в ее комнате все стены были скрыты за книжными полками, и книги Ирина охотно давала читать.
Правда, что-то давно ее не было видно.
«Может, в город поехала. И сегодня как раз приедет, – подумала Рената. – Если здесь в самом деле какие-то общие празднества намечаются».
Обитатели «Москвы» относились к своим традициям почтительно, это она уже успела понять.
– На седьмую дачу я пойду, – ответила она. – Только через час, не раньше. Попросите, чтобы Леня вас проводил.
Пойти за книжками ей хотелось, но еще больше хотелось немного отдохнуть от Тининого общества.
Рената смотрела, как, поддерживаемая Леней, Тина идет по тропинке к седьмой даче. Двигалась она осторожно и неуклюже, как уточка, и огромный живот был виден даже из-за ее спины.
«Недели две нам здесь осталось, не дольше, – с сожалением подумала Рената. – Дольше просто рискованно – ей в больницу пора будет ложиться».
