По-моему, они не замолкали всю ночь, я даже слышать их перестала: птица и птица, чего её слушать! А сейчас, прислушиваясь, как Алиса проверяет, не пришёл ли Саныч, я ошалела от этих воплей. Там уже не две и не три. Там…
И тут грохнул выстрел! Оглушительный, раскатистый, как удар по башке. Вороны на секунду замолкли, но только чтобы закаркать опять – с новой силой, наперебой. Да что там такое?!
– Чего шумите? – за шторкой просыпался недовольный Гарик.
Я надела линзы, оделась, выскочила в коридор – и столкнулась с Алисой.
– Встала? А Саныча ещё нет. Но там весело, я тебе скажу!
– Где весело? – взвизгнул Гарик.
– На улице, герой моего романа ужасов! – Алиса прошла на кухню, я за ней. Она взяла турку, полезла за кофе… И опять грохнул выстрел. На этот раз где-то совсем рядом, как за моим плечом, я даже вздрогнула.
– Ты чего, Тань? – Алиса, по-моему, даже не моргнула от этого выстрела. – Да это сосед по воронам палит, цирк с конями! Выхожу я из дома, бегу к Санычу, дёргаю дверь, вижу замок, и тут за спиной – «Бабах!». Думаю, всё, замели меня, кража со взломом. А это этот синеволосый торчит из окна, только нос видно, и стреляет по воронам.
– Их что, так много?
– Туча! Никогда столько не видела!
Я не видела – я слышала. Это карканье, эти выстрелы – правда странно: что они там все забыли? Вроде для слётков уже поздновато… Брр!
Лет десять назад, ещё будучи сама как Гарик, я чудесным майским днём возвращалась из школы, и шла мимо слётка вороны. Я даже не заметила его сперва: шла себе и шла, пока по башке не дали. Сверху клювом как камнем – раз! Мне показалось, что кровь должна брызнуть во все стороны. И по макушке – крыльями, когтями, выдирая волосы… И всё это под вот такое оглушительное карканье, прямо в ухо! А просто глупые вороньи родители защищали своего слётка, которого я даже не сразу заметила. Потом, уже убегая оттуда, позорно прикрыв голову рюкзаком, глядя под ноги, конечно заметила. Он был огромный, как взрослая ворона, не отличишь, разве что пара пушинок торчала, и всё. Ворона и ворона, только почему-то она сидела на земле поджав лапы. Его дурные родители летели за мной, наверное, до дома и клевали рюкзак, норовя опять попасть в голову.
Гарик прибежал и уставился в окно кухни. По-моему, оттуда был виден только огород и, может быть, кусочек соседских грядок. Гарик, изогнув шею, буквально размазал физиономию по стеклу и завопил:
– Вижу! Там стая!
– Надо придумать, куда сбежать, я больше не могу слушать эти звуки. Всю ночь орали, теперь ещё и ружьё…
– На рыбалку! – завопил Гарик. – Я пауков наловлю…
– Оставь насекомых в покое… Хотя на речку вообще-то можно.
* * *
Странный сосед на своём участке отстреливал ворон. Из приоткрытого на полпальца окна выглядывал только ствол ружьишка. Я не разбираюсь в них, но выглядело оно жалко, почти как соломинка для питья. Я даже не сразу его разглядела, потому что окно, как и весь дом, было окружено воронами. Они нападали как те на меня тогда. Они летали вокруг приоткрытого окна, время от времени долбя клювами в стекло: удивительно, как они его ещё не выбили. Чёрные крылья так и мелькали, заслоняя собой окошко: казалось, что там и правда лежит что-то съедобное, из-за чего вороны облепили его как муравьи. Выстрел прозвучал жалко в этом каркающем гомоне, парочка ворон вспорхнула со своих мест, но только для того, чтобы с новой силой атаковать окно. Увидев нас, сосед блеснул очками и замахал, чтобы мы проходили быстрее.
– Идёмте, – Алиса потянула меня за рукав. – А то ещё правда поймаем шальную пулю или что там у него.
– Я тоже хочу пулю, чтобы стрелять! – завопил Гарик, но мы потащили его на речку.
* * *
По дороге к реке мы завернули в магазин, потому что не поели толком из-за этих ворон.
Продавщица тётя Ира была уже в форменном синем фартуке, в форменных голубых тенях, с форменной улыбкой и вела себя так, будто ничего не произошло:
– Привет, девчонки! Вам чего?
«Объяснить своё дурацкое поведение в письменном виде в трёх экземплярах, а то боюсь, что с первого раза мне не понять», – так я, конечно, не сказала. Сказала про черешню, газировку, вот это всё, что люди берут с собой, когда уходят на речку. Она нас обслужила, спросила про планы, пожелала хорошо искупаться…
– Алис, думаешь, она правда ничего не помнит?
– Думаю, она хочет, чтобы мы поскорее забыли. И ещё стесняется.
– Я б тоже стеснялась!
– Забудь! Не позволяй всяким ночным привидениям портить тебе отдых.
И я стала забывать. Сперва смотрела по сторонам на убитые заброшенные дома и считала среди них уцелевшие и жилые. Потом мы неожиданно пришли, и Гарик стал орать, чтобы мы не смели купаться, потому что он будет ловить рыбу.
Мы дали ему час и спокойно загорали, пока он таращился на поплавок. Часа не понадобилось, всё-таки у Гарика не хватило терпения.
– Вы мне всю рыбу распугали! – ворчал он, сматывая удочку, хотя мы валялись на берегу, не подавая признаков жизни. Потом мелкий деспот нам всё-таки позволил нырнуть, и я наконец-то вспомнила, зачем я здесь.
Вода была что надо: не холодная, не слишком тёплая, а такая, чтобы залезть и не вылезать уже никогда. В такие минуты хочется переплывать речку туда-сюда (что там плыть-то, она узенькая!), плыть против течения, кто кого, и почему-то в голову лезут мысли о школе. Какая школа – теперь институт на очереди!.. А я всё равно представляла, как грязной промозглой зимой на какой-нибудь контрольной (семинаре? коллоквиуме? как это там называется?) буду вспоминать эту реку, эту деревню, и это будет хорошее воспоминание – просто потому, что зима и контрольная (семинар? коллоквиум?). Главное – линзы не утопить!
Алиса с Гариком шумно плескались у самого берега, я отплыла подальше и смотрела на крошечные коробочки-дома на берегу. С такого расстояния не поймёшь, жилые они или заброшенные, и пейзаж был очень даже ничего. Пляжа как такового не было: весь берег, насколько хватало глаз, представлял собой низкий обрыв с тонкой полоской песка у воды. И никого не было! На том берегу, на другой стороне, мальчишки перебрасывали мяч, в кустах сидел рыбак, чуть подальше тоже кто-то купался. А на нашем – ни души.
– Алис, тебе не кажется, что мы одни на этом берегу?
– Белый день, на работе все. – Алиса только что вынырнула и шумно отфыркивалась, показывая Гарику добытый красивый камешек. – А детей я тут и не видела, так что всё объяснимо…
Потом мы обсыхали и ели черешню, потом бегали в магазин за добавкой и опять купались. Никто нам не мешал, и мы понятия не имели, сколько времени прошло. Засобирались домой мы только когда замёрзли, и это было уже в сумерках.
* * *
В полутьме заброшенные дома выглядели жутковато. Может быть, из-за окон, которые не светились, а может, из-за торчащих из крыш досок: неестественно это, когда из живого дома торчит доска. Как перелом. За домами стояли высокие деревья – начало леса. По дорожке далеко впереди нас пробежала бабка в белом платочке и скрылась в этом лесу. Она бежала странно: вроде на двух ногах, а казалось, ей хочется встать на четыре и она держится изо всех сил. И чего её ночью в лес понесло?
