– Всех? – спрашивает Байрон, оглядываясь по сторонам, словно ожидая, что сейчас здесь появится толпа учеников.
– Да, всех, – говорит Джексон. – Наверху никого нет, и все здесь разломано к чертям.
– Ты хочешь сказать, что, кроме нас, тут никого нет? – шепчет Мэйси, по очереди глядя на нас.
И я понимаю, о чем она. Нас десять человек – одиннадцать, если считать Мэриз. И это против многочисленных сил Сайруса. Да, у нас есть Корона, но больше у нас нет ничего.
Как же нам справиться с ними?
– Это война, это акт агрессии, – говорит Флинт. Он стоит, прислонясь к стене и опираясь на свою единственную здоровую ногу.
– За сегодняшний день это уже второй такой акт, – угрюмо добавляет Байрон.
Они правы. Так и есть. Во мне кипит ярость, но я подавляю ее. Неудивительно, что он засадил Грейс, Флинта и меня в тюрьму. Неудивительно, что в последние недели все мы были лишены нашей магической силы.
Разумеется, к этому шло с самого начала, как мы и боялись. Похитить детей членов Круга, чтобы получить полный контроль над всем. Чтобы их родители не могли противостоять Сайрусу.
– Если он хочет войны, – говорю я, оглядев наших друзей, – то он ее получит.
– Но нас же только одиннадцать, не так ли? – отвечает Лайам.
– Да, – соглашаюсь я.
– Мы и прежде сражались и побеждали в меньшинстве, – говорит Мекай.
– Но не в таком меньшинстве, – возражает Рафаэль. – Мы все умрем.
– Может, и так, – говорю я. – Но на сей раз наш папаша просчитался.
– В каком смысле? – спрашивает Мэйси.
– Он не убил нас всех на острове, – договаривает Джексон и смотрит каждому из нас в глаза. – И теперь мы доберемся до него.
– Как? – спрашивает Иден. – Как нам добраться до него?
– Вам нужна она.
Я поворачиваюсь на звук этого дрожащего голоса – к тому, кто был Неубиваемым Зверем, который смотрит на нас с тревогой в глазах.
– Она может спасти нас. Вам нужна она.
– Кто? – спрашивает Мэйси, подходя к нему медленно, чтобы не напугать.
– Она может спасти нас, – повторяет он.
– Кто? – опять спрашивает Мэйси.
Он показывает на Грейс, вернее, на ее руку.
– Она. Она. Она. – А затем обращается в камень. Вот уж не ожидал. Просто класс.
Пока все пытаются понять, не идет ли речь о еще одной горгулье, я не могу не думать о том, что мне надо поговорить с Грейс. Потому что, если все произойдет так, как я думаю – то есть все пойдет к чертям, – скорее всего, мне пора сказать ей, что я видел в ту ночь в школьной прачечной много недель назад.
Думаю, мне пора рассказать ей об изумрудно-зеленой нити.
Конец третьей книги
Но подождите – есть еще!
Читайте две главы с точки зрения Хадсона.
Все оказывается не таким, каким кажется.
Кровь и правда не водица
– ХАДСОН –
Грейс кажется такой вымотанной, когда мы возвращаемся в Кэтмир от Карги, что мне хочется обнять ее и отнести в мою комнату, но я понятия не имею, позволит ли она мне это сделать. И не знаю, не поставит ли это ее в неловкое положение по отношению к Джексону.
Хотя, если честно, мне уже все равно, будет это неловко или нет. Неприятно ли мне, что Кровопускательница использовала его? Да, само собой.
Жалко ли мне, что он потерял свою пару? В теории да, конечно. А на практике не очень, если учесть, как все повернулось.
И, наконец, жалею ли я о том, что каким-то образом мне досталась самая добрая и самая красивая пара из всех? Нет, не жалею. Нисколько не жалею.
Грейс – это дар небес, и я буду благодарен за нее до конца моих дней.
Но все равно, когда мы поднимаемся по лестнице в школу, я не могу не дать оценку этому дурацкому плану.
– Это плохая идея.
– Согласна, – говорит она, глядя на меня так, будто я сказал что-то очевидное. – Но я по-прежнему считаю, что мы не можем исключать этот вариант.
– Исключить? – не веря своим ушам, спрашиваю я. – Как мы можем его включить? Скажи мне, что ты не доверяешь этой женщине.
– «Доверять» – это весьма сильное слово. – Она гримасничает, и я люблю ее. Правда люблю. Но она слишком уж спокойна.
– Доверять ей – безрассудство, – говорю я. – Она ведь живет в пряничном доме. Не знаю, как ты, а я верю в то, что реклама должна быть правдивой, и мне совсем не улыбается быть Гензелем или гребаной Гретель. – Или Белоснежкой, если уж на то пошло. Или другим персонажем из сказок, в которых фигурируют злые ведьмы. У этой женщины явно не все в порядке с психикой.
Но Грейс только состраивает гримасу.
– По-моему, о каннибализме речь все-таки не идет.
– Я не слишком в этом уверен. Ты видела, как она смотрела на Луку?
– Да, но вряд ли это имело какое-то отношение к каннибализму.
Мы оба смеемся, и я знаю, что ухмыляюсь, как последний мудак, но мне все равно. Быть с ней, смешить ее – это напоминает мне прежние времена. Я знал, что мне их не хватало, но до этой минуты не понимал насколько.
– Ты в порядке? – спрашиваю я секунду спустя.
– Да. – Она кивает. – В порядке. А как ты сам?
Нелепо воспринимать всерьез такой пустяковый вопрос, но в устах Грейс он не кажется мне пустяковым. Особенно если учесть, что она единственная, кто когда-либо задавал его мне и ожидал ответа.
Возможно, именно поэтому я в кои-то веки говорю, что у меня на уме, вместо того чтобы взвешивать возможные варианты.
– Мне стало бы еще лучше, если бы ты решила провести эту ночь у меня. – Я ожидаю ответа, делая вид, будто я не затаил дыхание, как сопливый подросток.
Она закатывает свои ласковые карие глаза.
– Если я решу провести эту ночь у тебя в комнате, боюсь, завтра на выпускной церемонии мы оба будем выглядеть как зомби.
– Меня это не смущает, – отвечаю я, подняв брови, чтобы дать ей знать, что сон мне не важен. Особенно если надо выбирать между сном и ею в моей постели.
Она склоняет голову набок, и ее чудесные кудряшки падают ей на лицо. Но затем улыбается, искоса смотрит на меня и говорит:
– Возможно, меня тоже.
Она вертит на своем пальце обетное кольцо, и от этого ее ответ становится еще слаще. Она сказала «да». Эти слова отдаются в моем мозгу. Она сказала «да».
Я протягиваю руку, убираю с ее лица одну из ее роскошных кудряшек, и мои пальцы задерживаются на ее щеке. Ее кожа такая мягкая, такая теплая, и мне так приятно к ней прикасаться, что я хочу прижать ее к себе здесь и сейчас, и мне плевать, что об этом подумает кто-то еще. Вместо этого я отстраняюсь и шепчу:
