Это совершенно непонятно.
Все в нем отпугивает – кроме его взгляда. Он слишком уж настороженный. Слишком осторожный. Слишком уж… хочет внимания.
И тут меня осеняет. Я понимаю, почему он кажется мне знакомым.
Он не первый парень в моей жизни, который притворяется психопатом, чтобы никто не пригляделся к нему и не увидел его мук… Именно с таким парнем я сейчас сопряжена.
И я не могу сдержаться и разражаюсь смехом. Ох уж эти мужчины. Порой они так незатейливы.
– Может, ты сам подойдешь и расскажешь мне немного о себе? – парирую я. – Начни с того, как тебе удалось снять свой браслет. – Я многозначительно смотрю на его голое запястье.
Мгновение поколебавшись, он говорит мне:
– Ты мне нравишься. – И тут я вижу, что в глазах его пляшут веселые огоньки. Весь наш разговор был для него шуткой.
– Да уж, это очевидно, – бормочет Хадсон, но Реми не удостаивает его вниманием.
Вместо этого он вслед за мной смотрит на свое запястье, на котором нет браслета, и поначалу кажется, что он ответит. Но потом он пожимает плечами и говорит:
– Думаю, я просто особенный.
– Особенный? Да ну? – насмешливо бросает Хадсон и обхватывает меня еще крепче. – А может, самовлюбленный? Впрочем, одно другому не мешает, не так ли?
Реми так удивлен – и недоволен – этой колкостью, что я не могу не захихикать. И не я одна, зверь в темном углу тоже смеется – и его заливистый смех наполняет всю камеру весельем. Реми вмиг тоже заливается смехом.
– Черт возьми, Колдер. Зачем тебе понадобилось портить потеху? Все, хватит, хорош прятаться в тени.
– Я все гадала, когда ты наконец дашь мне повеселиться, – отвечает приятный женский голос, и Хадсон, Флинт и я изумленно переглядываемся.
Потому что как, черт возьми, женщина могла издавать тот рык, который мы слышали? Это остается непонятным, пока Колдер не выходит из тени и не оказывается, что эта девушка так же высока, как Флинт, а ее бицепсы так же огромны, как у Реми. На вид ей лет семнадцать. А еще она красавица – это несомненно. Длинные рыжие волосы, большие карие глаза, груди, по сравнению с которыми даже мои кажутся маленькими, и заразительная улыбка, которая освещает всю камеру, как и ее смех.
Я хочу подойти к ней и пожать ее руку, но Хадсон бормочет:
– О боже, – и еще теснее прижимает меня к себе.
Между тем Флинт нюхает воздух, и у него округляются глаза.
– Ничего себе. Это вроде бы мантикора?
– Точно, – отвечает Колдер. – Но к твоему сведению, я предпочитаю, чтобы мужчины говорили со мной, а не обо мне.
– А, ну да. Извини. – Щеки Флинта заливает густой румянец.
Что до меня, то я отнюдь не пытаюсь быть невежливой, ведь эта девушка явно способна разорвать нас всех на куски голыми руками – просто я не могу взять в толк, в чем тут дело.
– Извини, – говорю я. – Я только недавно вошла в мир сверхъестественных существ. Что такое мантикора?
Реми опять смеется, а Колдер гордо вскидывает голову, тряхнув рыжими волосами, и объявляет:
– Мантикоры – это самые свирепые и прекрасные существа на земле.
Это мало что объясняет, и все же это чертовски хорошее описание. Глядя на нее, я не могу не думать, что ей оно подходит как нельзя лучше.
Глава 110. В Новом Орлеане
– Мантикоры – частично люди, частично львы с орлиными крыльями и скорпионьими хвостами, – тихо объясняет мне Хадсон.
– Как круто! – восклицаю я.
– Знаю. – Колдер широко улыбается и делает вид, будто полирует свои ногти о ткань. – Мы самые лучшие.
– И определенно самые скромные, – сухо вставляет Хадсон.
Флинт издает такой звук, будто он поперхнулся, но Колдер только небрежно машет рукой.
– Ничего, пусть говорит. Я не из тех, кто прячет свой светильник под спудом.
Это отличный ответ – во всяком случае, когда он исходит от этого великолепного существа. Наверное, поэтому я и прыскаю со смеху, когда Реми встречается со мной взглядом. Он тоже смеется, Колдер же только распушает свои волосы и встряхивает ими.
– Почему бы вам не присесть на пол? – предлагает Реми. – Устраивайтесь поудобнее и расскажите мне, что заставило вас попроситься ко мне.
– Ты хочешь сказать – устраивайтесь понеудобнее, не так ли? – спрашивает Флинт, глядя на исцарапанный и покрытый вмятинами пол. Я приглядываюсь и вижу, что среди этих царапин есть… следы когтей? От этой мысли у меня падает сердце.
Что же тут происходит, если кто-то вот так дерет здешний пол? И как нам не допустить, чтобы это произошло и с нами?
Реми усмехается.
– Удобства – это относительное понятие, когда ты приговорен пожизненно. Но, думаю, скоро вы и сами это поймете.
– Вообще-то мы надеялись, что ты сам ответишь на свой вопрос, – говорю я ему. – Мать Флинта – королева драконов, и это она сказала нам найти тебя. Нам надо отыскать в этой тюрьме еще кое-кого, а затем сбежать, желательно быстро.
– В самом деле? – Реми поднимает брови. – Вы собираетесь сбежать отсюда вчетвером и воображаете, что это будет легко? – Он щелкает пальцами, и с их кончиков сыплются искры. Они висят в воздухе несколько секунд, затем гаснут.
– Да, собираемся, – подтверждает Флинт.
– А вам известно, что в этой тюрьме действует проклятие, которое невозможно преодолеть?
– Да, известно, – отвечаю я.
– И что же? Вы думаете, что сможете его преодолеть?
– Непременно. Мы непременно его преодолеем, – говорит Хадсон, и в его голосе звучит такая же надменность, как и в голосе Колдер. И такая же уверенность в собственных силах.
Его голубые глаза сияют, когда он с вызовом смотрит на Реми, темные волосы падают на лоб после того, как ветер и огонь уничтожили его прическу. К тому же тюремная роба, выглядящая на мне так нелепо, на нем смотрится чертовски хорошо, особенно с расстегнутым воротом, открывающим горло, которое так и хочется целовать.
Я понимаю, что мы находимся в тюрьме, как и то, что дело плохо, очень плохо.
Я также знаю, что если мы отыщем кузнеца, то используем его, чтобы добыть Корону, разгромить Сайруса и разорвать узы нашего сопряжения, чтобы спасти душу Джексона.
Но сейчас, когда моя пара обнимает меня и готовится иметь дело с ведьмаком и мантикорой, трудно все это помнить. Если честно, трудно помнить хоть что-то помимо этого. По какой-то непонятной причине вселенная сопрягла меня с этим шикарным, сексуальным, блестящим парнем и сделала его моим. Моим.
Я пытаюсь не привлекать к себе внимания, но, видимо, мои чувства написаны у меня на лице, потому что Хадсон то и дело бросает на меня странные взгляды. А когда наши взгляды встречаются на секунду или две, он неловко ерзает.
